Рогожин, Н. Н. Кесарево сечение : [рассказы, повести, роман] / Николай Рогожин. - Онега, Архангельская область : Онежская типография, 2009. - 455, [2] с. : портр.

возможность пристроиться в жизни - всхлипывал по одиноким ночам, задерживался в желании, когда не можешь вздохнуть полной грудью - физический эквивапент стресса, - проявлялся... Теперь нужно было раздобыть сыр, сегодня среда и на завтрак в середине недели его выставляют. Поднимаюсь на верхнюю палубу, "этажом" выше, в кают - компанию. Новой буфетчицы Веры Ивановны уже нет, и сыра тоже нет - убран, в холодильник , под ключ. Анечка , хоть и потребляла винище, была справедливой, еду оставляла. С Верой отношения, сначала прикидочные, примерочные, ( поил кофе в своей каюте ), ни во что не вылились, а теперь и вовсе, - разладились. И хоть фигуркой она выделялась, молодостью своей тоже , меня всё чаще стала избегать, а появлялась в каюте нашего боцмана , Сергея. Тот намечал Веру себе в партнёрши , но в рейсе. Пока же он , перебирал, перетрахивал женщин местных, благо в них чувствовался избыток.По рассказам его , пусть и преувеличенным, в течении этих двух месяцев стоянки, в нём проявлялся такой отчаянный ловелас, бесшабашный гуляка, половой автомат, что я удивлялся, как он такое выдерживает. Одновременно он имел, как говорил, две , а то и три любовницы, причём только раскрасавиц и самых сексуальных. Искал он их изобретательно, за вечер и ночь появляясь в двух, а то и в трёх злачных местах; выискивал их и по телефонным знакомствам. Неуёмность Сереги не знала границ. Днём он распекал, кричал на матросов, бегал на суматошной своей работе, отсыпался днём, во время обеда, храпел полный час, потом пропадал опять в трудах, и после, чуть отдохнув, уже "трудился" в постели полночи, с очередной зазнобой, и ранним утром снова бежал на судно. Такая круговерть у него и в море, - пахать сутками, постоянно , на палубе ,в качки , шторма, промысел , подвахты, авралы... Намеченные дела сделаны, я присаживаюсь за кофе и тут же появляется Сергей, чуть припухший от недосыпа, с отчетом об очередном подвиге, с вечным нытьём на ленивых матросов. Один из них - Исмаил. Разговор завёлся потому , что из прачечной мне пришлось завернуть в каюту к тому, симпатичному азеру. Приятный лицом, совестливый по натуре, он действительно болел , не мог выйти из затянувшейся своей простуды, сипел горлом , сопел носом, и у него слезились глаза. Кажется, так и не вылечившись, подхватил рецидив. Боцман успокаивается, но ненадолго, снова, помолчав немного, разносит матерно своих подчиненных, уже вместе с подошедшим Грищуком, - он тоже иногда , сюда, заглядывает ко мне, на чай... Потом они удалились, но тут же постучался и открыл двери, - Исмаил. Судовая жизнь врача на судне самая бесприютная, каждый раз почти всегда на новом корабле, без друзей и даже знакомых. С Исмаилом я был в рейсе, последнем и памятном, в Северном море, с его малопонятной болезнью, психосоматической 162