Рогожин, Н. Н. Кесарево сечение : [рассказы, повести, роман] / Николай Рогожин. - Онега, Архангельская область : Онежская типография, 2009. - 455, [2] с. : портр.

Лёлишну. Ложность моего положения, пассажира без пропуска, её пугала, и она уехала рейсом раньше, - ждала меня. Обширная площадь, перед высоким , но в один этаж .полукружием вокзала, сталинской застройки, - была пустынна. Место это заполнялось людьми редко, всего раз или два в сутки, в часы прихода и отхода поезда. Прохлада хоть и солнечного, но ветреного дня здесь чувствовалась сильнее, а пустота подчёркивалась ещё и двумя одинокими березками в центре, с голыми ветками, подле единственной скамейки, - на всём пространстве. Стоявший вдалеке поезд напомнил мне моё первое появление в институтском городе, пять лет назад, - тогда я только вышел на перрон, впервые прибыв туда , как услышал название города, где сейчас находился, - объявлялась посадка по трансляции... «Судьба» - подумалось мне , когда я двинулся навстречу Лёлишне. Она тоже шла ко мне, как одинокий путник пустыни, - я заметил её нервную спешащую походку, маленькую фигурку под холодным ветром, в развевающемся коротком плашике, - и мне отчего то стало жалко её. Мы встретились взглядами, я ощутил локтем прикосновение её теплой маленькой руки, приободрился и постепенно успокаивался от некстати появившегося, непонятно откуда, волнения. Пошли мы пешком, - по длинной улице, - с рядом домов с одной стороны, и оврагом, полем и трубами вдалеке, - с другой. Наконец, дорога эта кончилась, и , повернув направо, мы вышли к большому, шоколадного цвета дому, с высоким крыльцом первого подъезда, и с широкими, лоджиевого типа, балконами. Квартира («такая уютная, просторная») была на четвёртом этаже и, хотя мы поднимались не торопясь, всё же почти задыхались, когда оказались перед оббитой чёрным и дорогим, под вид кожи, материалом, дверью. Лёлишна нажала кнопку, звонок колокольцем пропел, замок мгновенно щелкнул, и прорвались голоса, восторженные, оживленные, - от напряженного ожидания и от долгожданной встречи. Больше всего радовались дети, брат и сестра Лёлишны, близнецы, совсем ещё маленькие, по нескольку лет. Охала бабушка, суетилась мать, сдержанно улыбался отец. Внешне , однако, всё выдавалось за обычный визит, рядового гостя, в праздничный день; за обыкновенное застолье, с дружеской беседой, под хорошее вино, доброе угощение...Только очень хитро прищуривал глаз папа, предлагая первомайский тост, и с озабоченно-изучающим видом поглядывала на меня мама, а я - в чистой рубашке с непривычным галстуком, - то терялся и не находил слов, то нарочито беспечно и много болтал. Сидели мы с Лёлишной рядом, на диване, будто помолвленные, как на смотринах, и на нас глядели со всех сторон дети , старушка, женщина и немолодой мужчина. Лелишна толкнула меня за какую то оплошность в речи, потом сказала, что у меня «семь пятниц на неделе», а сама включила рядом стоявший на полке 13