Рогожин, Н. Н. Это - жизнь : новая книга прозы / Николай Рогожин. – Онега : Онежская типография, 2010. - 202 с.

26 сразу же вспомнил, как увидел Пелепенко впервые, много лет тому назад, в окружении родственников в институтской столовой. Все они были солидного вида, полные, один в военной форме, наверное, - отец. Все громогласно обсуждали, какие блюда кушать, выбирали их долго и нудно, задерживали очередь. На этом вот диване, где сижу сейчас, разговаривали мы с Пелепенко, когда я повстречал его здесь. Он тогда тоже дежурил, в стационаре, я ему позвонил, он прибежал. Мне было приятно, - есть хоть кому то открыться, посетовать на трудности первоустройства. Сам, конечно, выбрал. За Полярным кругом открывались такие блага, о которых в городе на Неве, где я ж и л , нельзя было и мечтать. Зарплата тут вырастала до значительных размеров, к окладу прилипали проценты и уже через три года можно было получать в два с половиной раза больше. Такими подсчетами занимался я еще в Ленинграде. Тамошние средства приводили в бешенство и самым приемлемым способом существования была работа на две ставки , а то и больше. Так получалось в летние месяцы, когда за отпускников разрешалось заместительство, да ещё брал внешнее совместительство в соседней больничке, по ночам, благо справку туда выдавалась на год и бухгалтерия про неё забывала... Через несколько дней после нашей первой встречи я сидел у Пелепенко в гостях. Пили коньяк, вспоминали общих знакомых, учебу... Понравилась его симпатичная жена, уютно обставленная квартира... Нет, Пелепенко, конечно, не будет возникать, не станет раздувать этот случай на площади в невыгодном для меня свете... Вызовов больше не поступало. Были перевозки, но их обслуживали фельдшера. Наступил вечер. В убогое здание «скорой», где ещё размещались рентген и стоматологический кабинет, стиснутое новыми корпусами, заглянуло предзакатное солнце. Оно словно высветило моё состояние - ничего, мол, страшного не произошло, вылезем и на этот раз; редко, что ли , умирают, тем более при такой работе...Дневное оцепенение меня покидало, дрожь внутри прошла и я стал спокойнее обдумывать перспективы своего положения здесь. Работать выездным врачом оказалось нелегко. Приспосабливаться, приноровляться приходилось вот уже более полугода, а самое сложное ещё ждало впереди, хотя , казалось , наоборот - трудности преодолены. Пережиты короткая осень, длинная темная зима, заканчивался уже второй месяц весны, а обосновался и освоился я только в одной , «своей» смене. В остальных трёх других чувствовал себя неудобно, неловко - каждая имела свои привычки, атмосферу, порядки. Одна доброжелательная, другая - ершистая и вечно недовольная, третья - разбитная и с матерками, четвертая -деспотичная, оплот начальства. Я попал в доброжелательную, с «голубой кровью», - как её называли. И вначале, действительно, отношение ко мне было хорошим. Но тем не менее - одни и те же лица, по двенадцать часов в сутки, в перерывом, «день- ночь», -надоедали до тошноты. В широком коридоре, разделенным пополам перегородкой на прихожую и буфетную , и с диспетчерской-залом сбоку ,- толпились, ходили из угла в угол, маялись фельдшера, шофера, один или двое врачей , санитарки, а днём ещё - заведующий со старшей, фельдшерицей. На последнем, двенадцатом часе, когда смена подходила к концу, между врачами завязывалась безмолвная психологическая дуэль, - кому же последнему