Рогожин, Н. Н. Это - жизнь : новая книга прозы / Николай Рогожин. – Онега : Онежская типография, 2010. - 202 с.

169 свои руку и сердце, чтобы прожить , долго и счастливо, с любимым и близким тебе человеком. Но прошёл сначала тот «очередной...». Потом наступили сложные для меня времена, связанные с увольнением и новым обустройством, на новом старом месте работы, дальше меня послали в первый после десятилетнего отсутствия в этой конторе следующий рейс... И только после прошествия его, через год с небольшим после скорбного сообщения от неё, наконец-то, решился поехать к ней, встретиться. Но то, что вышло из этого, во что вылилось наше десятидневное краткое полусемейное существование, я никак не предполагал, и не предугадывал. Пожив с ней бок о бок, я ощутил, какая пропасть между нами существовала, какой слепоте я подвергался и как не разглядел раньше ту боготворимую особу, о которой мечтал и страдал десятки лет. Мы, то есть она и я , к совместной жизни, были не пригодны. Не приемлемы. По разности характеров, воззрений, стремлений, амбиций, приоритетов. Самодовольная, самомненная, крикливая, не терпящая возражений, не идущая на компромисс. Да к тому же остановившая в своих суждениях на тех же воззрениях и наивностях четвертьвековой давности, я даже вспомнил те же обороты речи, которые мне запомнились из тех безумных дней от настоящей, как я предполагал тогда, любви. Будто девочка, так и осталась она в тех далеких временах начала наших отношений. И ко всему, сюда органически добавлялась примитивность в сексе, от опыта только с одним законным партнёром. Хотя, конечно, это было не самым главным препятствием для нашего возможного будущего. Здесь можно было вдохновиться, соорудить идеал, нажить совместный капитал... С ночной полубессонной смены в больнице прихожу домой как после запойной пьянки. Голова гудит и нет никакой возможности её унять, кроме как завалиться, после теплого расслабляющего душа, - спать. Но и во сне меня достаёт беспокойство. Это безжизненное, сдвинутое набок лицо; каталка; потеря дыхания уже в лифте, возглас санитарки, - они хирургические, такого не видят, - и призыв Ларисы «девочки, реанимация !», - будничный, спокойно­ распорядительный, привычный. Ну понятно, это хлеб их , работа такая. Отделение так и называется, ОАР, как старое название, с географической карты, Египта. Вот уж влип, попал. Какие тут откровения? Лариса эта, Владиславовна, приглянулась ещё лет десять назад, когда впервые, после долгого перерыва, я появился в этой районной больнице, - зажатый, незнающий, неопытный, растрясший по морям всё свои умение и навыки. Переквалифицированный, из врача «скорой», теперь вот, пока доверяют, - врач приемного отделения, терапевт. Прямо таки успевший в последний вагон, уходящего поезда. Потом уже, когда всюду требовали сертификаты, я и предъявил, - подхожу... А подставил меня хирург, деляга-несмышлёныш. Женщина-сердечница, с банальным воспалением в почке, лежала без необходимых для её основного заболевания лекарств, не потребляла, думала, раз в больнице, подадут. Ну и ритм ее , который должен поддерживаться минимальной дозой элементарного препарата, сорвался. Лариса так и сказала, - «сорванный ритм». Лара сразу поняла, нюхом учуяла, что больная критическая, и помощь требуется, - незамедлительно. Но вот не успели, -, не довезли, не