Рогожин, Н. Н. Это - жизнь : новая книга прозы / Николай Рогожин. – Онега : Онежская типография, 2010. - 202 с.

135 Попасть в приёмные комнаты можно через три двери и самая ближняя, у моего кабинета. Я делаю маленький обходик, - захожу с "тыла", проверяю, всё ли спокойно и возвращаюсь уже через наружный вход, снова попадаю в коридор, где в конце - ординаторская. Делаю так, чтоб не возвращаться пройденным путём - привычка к непостоянству, а скорее - суеверие, ещё со времени работы на "скорой". В начале коридора, на местах для посетителей, сидят двое - мой новый знакомый и с ним, - приятная женщина. Оба они - реаниматологи, молодые, с ними я стал общаться только теперь; с ними весело, легко. Мужчина что-то уж очень разговорчив, часто смеётся, обнимает коллегу. Я припоминаю, что на втором, хирургическом этаже кого-то провожают, кажется, в Африку - работать по контракту. Новый знакомый мне симпатичен, он мне помогал в прошлом дежурстве, без проволочек принимал к себе больных. А собеседница его тоже приятна, но только внешне. И чего такие рвутся в то сонмище полуживых, в эти капельницы, интубации, разряды? Может затем, как когда-то туда влекло и меня - романтика борьбы за существования; экстримы, запредельности, отчаяния , надежды. Итак, внутренне она меня не привлекала, и потому то я и не спешил возле них останавливаться, а тем более, присаживаться. Милая эта дама меня не жаловала - недавно отчитала, при медсёстрах, когда я её вызвал, на непонятный случай. Она прилетела, голубка, послушала больного, помяла его, обстучала и упорхнула, презрительно фыркнув: "здесь нет ничего!" Я ей позвонил и почти по приказному попросил сделать то, что полагается - запись в историю болезни. Она снова прибежала, но ещё больше возмущаясь и выговаривая. Конечно, она не знала, что я бывал не только в Африке. Парность в случаях - всеобъемлющая, всепроникающая. После кофе с Треневым встречаю в коридоре Яромского. Он меня сам остановил, когда я уже заходил к себе, и обратился с необычной просьбой. Оказалось, что он читал все мои статейки, которые я писал когда-то, в местную районную газетку. Особенно на переломе конца перестройки, - время было такое: смелое, безоглядное. Кстати, одной из неприятий меня главврачами было моё занятие "литературной деятельностью". Яромский же в те года занимал должность начмеда райбольницы и его задачей была как раз контролировать правильное ведение больных и, естественно, на скорой помощи -тоже. Так вот - "правил " он беспощадно, от выговоров и комиссий я терял покой и сон на недели. Мучаешься порою на постели до рассвета, страдая от неопределённости, что за наказание тебе придумает начальство - реферат, объяснительную, очередной выговор, или увольнение? Я прямо таки поразился, когда наконец, сообразил, что Яромский просит у меня мои записки, отрывки из которых я печатал в районке, - ему, видите ли, ему интересны. Я ему отказал. Мог бы дать, но не захотел. Внутри разноречивые чувства: гадливости, презрения, превосходства, самоутверждения, - смешалось всё в сознании, и я долго ещё так стоял,- "насмерть"- пока Яромский не пошёл дальше, унося запах перегара от разбавленного спирта. Переживания от отказа недолго бродили в моей душе, потому что сразу же меня позвали на осмотр.