Рогожин, Н. Н. Это - жизнь : новая книга прозы / Николай Рогожин. – Онега : Онежская типография, 2010. - 202 с.

134 семнадцать назад и до ухода моего в "моря". Но делать нечего - надо его вызывать. После осмотра мы сидим за дежурным столом и этот нагловатый тип безапелляционным тоном выговаривает мне за слишком высокие дозы лекарств. К себе, в отделение, он старичка не берёт, но я прошу оставить об этом запись. "Консультант" чуть не матюгается, черкает в раздражении, ставит свою подпись, почти убегает, возмущенный. Я прохожу вновь, в ту самую палату, придумывая на ходу хоть какое то оправдание действиям коллеги. На меня смотрят измученные смятённые глаза жены и дочери больного. Тот же продолжает сидеть на корточках, спиною к двери, лицом к стене, и держит, держит спасительный шланг... Старик умер следующим днём, когда его всё же перевели в реанимацию, уже без сознания. А у меня долго ещё стояли в голове слова несчастного о "деле, которое пахнет керосином". И сделал ли я всё, чтобы облегчить участь этого милого на вид старичка? Может, нужно было позвонить начмеду, нажаловаться на «консультанта»? Этот первый такой исход подействовал на меня так, что я подумал: «И зачем нужно было рваться на эту ответственную душераздирающую работу? Не для того же, чтобы подчёркивать своё превосходство моряка, эдакого заграничного плейбоя?» Это мало кого трогает. Хотя заведующий реанимацией, вызвавший меня для разбора случая с астматиком, удивлённо и уважительно кивает, когда узнаёт о моей основной работе. Да, действия подчинённого он не одобряет, но кто пойдёт работать за гроши, приходится терпеть, обставлять всё более-менее чинно, пока никто, кроме родственников, не реагирует. Не на что реагировать. Если аппаратное дыхание и применяется в подобных случаях, то есть вопросы необратимых мышечных гипотоний... Фамилия этого хирурга - Тренёв. Я не виделся с ним лет десять, может меньше, но помнил крепко, и не только из-за "литературной" фамилии. Приметен этот доктор был сам по себе - заведующий отделением в те года, кичливый, самомненный, чванный, - с постоянными придирками и кознями к нам, работникам "скорой". Моральный истязатель, заставлявший писать рефераты из-за пустяковых ошибок и проколов; молодые, особенно фельдшерицы, от него плакали. Доставалось и врачам - несколько раз попадал и я, под его горячую руку, - едкие замечания во время разборов спорных случаев, несовпадений диагнозов, зверский какой то водоворот нешуточных вроде страстей тех загнанных лет. Теперь этого доктора не узнать, даже внешне, - с лица исчез красный, багровый даже оттенок вечно похмеляющегося. Приветливая манера, корректная беседа за чашкой кофе - полный выверт отношений. Он скоро уезжает отсюда, насовсем, и пишет мне свой домашний петербургский телефон, узнав, что я тоже там иногда бываю, в городе на Неве. Подходит автобус на посёлок, - нововведение, возят сотрудников, два раза в день, - доктор исчезает, потому что временно пока, до отъезда, живёт там. Я остаюсь, потому что хоть и дежурю с утра, но мое время долгое, длиною в сутки. Сегодня суббота, полувыходной, и поступлений пока нет, вся работа впереди - вечером и ночью.