Рогожин, Н. Н. Это - жизнь : новая книга прозы / Николай Рогожин. – Онега : Онежская типография, 2010. - 202 с.

130 возможно, терпение ее заканчивалось... И я подумал, - поймал себя на плотоядной мысли к ней, и она вроде смотрела на меня лукаво и будто бы даже хищно, чуть приоткрыв, слегка, свои крепкие правильные зубы... Встревожено я заснул и проснулся в половине четвертого, - от света фонаря, от шума удаляющихся из купе. Стояли на крупной станции, той самой, где садилась когда-то, четыре дня назад, - Лиля. Когда лязгнули сцепления тормозов и снова двинулись, с боковушки купе, куда я стрелял глазами весь день, встала она , моя новая знакомая, и перешла на нижнее место, напротив меня, повернулась спиной, крупным телом, широкими бедрами. Вагон был почти что пустой, только через три или четыре купе раздавался храп. Я тихо спустился, повисая на руках, перевел дух и "будь что будет, пропади все пропадом", - погладил слегка ее плечо. Она отозвалась тем, что даже не шевельнулась, - а ведь спать не могла, невозможно заснуть в одну минуту!.. И я обхватил ее грудь и, пригнувшись, стал залезать дальше, вниз - за кофточку, спортивные брюки и, через упругие жесткие волоски, в самую суть, а там - все мокро и склизко - верный сигнал готовности и желания!! Мне казалось, что я действую с каким то манекеном, - так она была неповоротлива и неуклюжа, хотя и очень податлива и мягка... Пока стаскивал свои штаны, стягивал трусы, под одеялом, торопясь, неизвестно куда, начал раздевать ее, я весь взмок, и после быстрых кончающих движений, застыл, изливаясь, перевел дух и, взобравшись обратно на полку, еще подрагивал от отпустившего напряжения, остывал после полуторамесячного покоя своей плоти... И удивительно быстро уснул, успев только заметить, как огненно-рыжи были ее волосы, прямо грива кобылы, блестели от света фонарей, переливались... ...Наутро почти не разговаривали: дежурные фразы, редкие слова, приготовления к приезду. Мне нужно было успевать на смену, уже с 15-ти часов того же дня работать, и до следующих суток. А то, что был дождь, я и не заметил, ведь примета такая, кажется, на отъезд. И не знал я еще того, что буду дежурить в последнюю ночь империи. Переворачивалась эпоха... 1995, Санкт-Петербург. ЗА ПЕЛЕНОЙ ДОЖДЯ Всё. Я уже не могу не работать. Исподволь тревожащее, постоянно подогреваемое состояние внутреннего беспокойства наконец-то выливаются в "активные действия", а проще - беготню. Сначала я попытался сунуться в поликлинику - чопорно-помпезное здание, недавно отстроенное на окраине, рядом с полуразвалившимся корпусом больницы, в которой я когда-то трудился на "скорой". То отделение теперь тоже в новом, этом же месте, кто- то там ещё из бывших моих сослуживцев работал. Время нынешнее, стремительное, бурливое, выкинуло нас, несчастных медиков, за обочины