Рогожин, Н. Н. Это - жизнь : новая книга прозы / Николай Рогожин. – Онега : Онежская типография, 2010. - 202 с.

129 повернулся к переборке, весь измученный от дум и предчувствия чего-то нехорошего... Так что? Неужели гражданская война? Как тогда, при Туркуле? Которая по счету? Третья, если считать от Болотникова с Ляпуновым; Разин и Пугачев не в счет, те бандитские выродки, собрали вокруг себя шайки... И все это на одну страну, нашу родную, несчастную. Во всем мире все то три гражданские: В Германии с Мюнцером, в Испании с Франко; да еще в Штатах. Но вдруг я сообразил, из-за чего тревожусь. Ну точно. 25 июля - заметка моя о кознях главврача и его начальника по гаражу; 30-го - комиссия во главе с тем, о ком писал(?), и решение ее: мне выговор. Но я не согласился и вот 13-го (роковой день?) - редакционное опровержение, в мою защиту. Смелые девушки-журналистки, пока редактор в отпуске, не побоялись, я потом понял отчего: одна уезжала, другая хотела подсадить начальника. Но, возможно, поносили бы мне сначала передачки. Наверное. Я почувствовал животный, непередаваемый, до самого нутра, страх, который, может, только пережил, когда тонул, в детстве, в пятом классе; бревна смыкались над головой, от лесосплава, и я невероятным усилием вытолкнулся наверх, зацепился за край скользкого дерева, отдышался чуть, собрал силенки, поплыл к берегу, к мелководью... По трансляции в поезде целый день песенки и скупые, скудные новости: в 15, 17, и в 18 - прямой репортаж, с пресс-конференции. Все-таки гласность, главное завоевание, сразу не задавишь. Пришлось правителям проводить мероприятие и сразу же стало ясно: все встало на свои места. Диктатор перечитал указ, пожаловался на простуду и на что, что не спал, - ведь в декабре ничего не сказал перед назначением "вице", как только, что провел "бессонную ночь". Почему-то захотелось взять в руки автомат. Но прошло достаточно времени, в животе заныло, нужно было поесть. Изловчившись на полке, кое- как, открыл банку тушенки, последний запас, переправил содержимое в рот, почуял сытость, закрыл пустую тару, завернул в газету, "историческую". Завалился на бок и стал наблюдать за попутчиками. Вот молодая мама, с ребенком, читает "ГУЛаг", - хотелось, чтобы так было всегда. А вот, примеченная еще днем, девушка, с крутыми боками, подчеркнуто интеллигентная, над всеми окружающими даже подсмеивается. Вот она вышла, покурить и я - следом за ней, вроде как выкинуть банку. В тамбуре стук поезда слышен сильнее, за окнами подмаргивала наступающая темнота, но мы разговорились, потому что стояли друг против друга и, оказалось, - коллеги, она, правда, студентка, шестого курса. Нашлись и общие "знакомые" - авторы монографии по реаниматологии, с ее факультета. Ту книжку я вспоминал в предпоследнюю свою смену перед поездкой - спасал женщину, которой оторвало руку по самое плечо, платформой состава. У нее была клиническая смерть, но я ее каким то невероятным образом откачал, отколол и вот, землистую, без чувств, засунул в салон машины, а она не сдвигается! Случилось то, о чем две недели назад предупреждал в газете, - что из-за неисправных аккумуляторов машины невозможно завести: "а если внутри умирающие?!" Что накаркал, то и получил. Шестикурсница, кажется, восхищалась. Она ехала к мужу, служившему, в воинскую часть, но вот,