Разумова И. А. Книга Р. А. Кравченко-Бережного как исторический источник и авторский текст // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. – 2020. – Т. 42, № 6.

34 И. А. Разумова спрятал на чердаке в родительском доме. С фрон та, осознав, что его могут убить, написал о днев нике отцу, а тот решил передать этот документ Чрезвычайной государственной комиссии по рас следованию зверств немецко-фашистских окку пантов4. Так дневник оказался в Москве, а затем в числе материалов Нюрнбергского процесса. Позже отец передал его в историко-краеведче ский музей города Кременца. В 1958 году кто-то из литераторов заинтере совался копией дневника, найденной в Централь ном государственном архиве5. По свидетельству мемуариста, был объявлен всесоюзный розыск «Ромки Кравченко из Кременца». Его отыскали в заполярных Апатитах, из Кременца запросили подлинник дневника, и Роман Александрович занимался в московском архиве сверкой текста оригинала с машинописной копией. В результате дневник вернулся к автору в виде подаренного ему экземпляра копии. Он и лег в основу книги [7: 39-42]. Обстоятельства создания дневника, его использование в числе свидетельства госу дарственного обвинения на процессе, который стал одним из главных событий ХХ века, сделало Р. А. Кравченко-Бережного исторической лично стью, свидетельствующей против преступлений нацизма. Анализ информационного слоя дневника представляется темой почти неисчерпаемой. Во-первых, юный «летописец» фиксировал все, что происходило в Кременце с приходом нем цев, начиная с того времени, когда войска только приближались к городу, и до последних дней режима. Таким образом, выстраивалась хроника событий: «Утром пошел в город. По дороге видел, как воздви гали арку: ES LEBE DIE UNBESIEGBARE DEUTSCHE ARMEE! - Да здравствует непобедимая германская армия! Такую же арку возводили и для встречи больше виков и, возможно, те же энергичные “встречиватели”» (13 июля 1941 года) [7: 44]; «Стрельба слышна, но редко. Был сегодня за горо дом, слышал взрывы. По-видимому, бомбили Дубно. По дороге насчитал 10 танкеток и танков. Один совер шенно сгорел. На полях стоит масса орудий. Очень не приятное, угнетающее зрелище. Вчера был на речке, купался. В той стороне тоже много танков. Все они в плачевном виде. Население об этом позаботилось» (30-31 июля 1941 года) [7: 57]. Во-вторых, записи содержат многочисленные социально-бытовые подробности, относящиеся к истории повседневности военного времени. Ав тор отмечал не только действия оккупационных властей, но и изменения в экономическом поло жении горожан, настроения жителей, поведение разных категорий населения Кременца и окку пантов. При этом обращал особое внимание на этнонационалистические проявления, абсолютно им не приемлемые: «Стоял в очереди за хлебом. Хлеб получить почти невозможно, распорядители - “милиция”- пропускают первым делом своих знакомых, потом нахалов, которые лезут вне очереди, потом только очередь. В очереди стоит еврей, он близко к заветной двери с выбитыми стеклами. Подходит “милиционер”и ставит его в конец очереди. Проходит полчаса, и картина повторяется» [7: 53-54]. В повседневной жизни бытовые обстоятельства военного времени и унижающие человека режим ные условия соединяются с обычными занятиями кременецкого школьника из культурной семьи: «В городе новое распоряжение: нормируется вы дача продуктов. Будем получать по 400 граммов хле ба, евреи - по 300. Кроме того, будут выдавать другие продукты <...>. Весь день сижу дома, читаю Твена. У него есть очень хорошие сатирические рассказы. Так зачитываюсь, что болят глаза» [7: 58]. В-третьих, на основе персонального опыта и наблюдений в дневнике емко описана этно социальная ситуация в оккупированном городе польско-украинского пограничья начала 1940-х годов. В сложные отношения неприязни, сочув ствия, сотрудничества, конфликтов, угнетения и иные включались захватчики и оккупиро ванные, администрация и население, военные и гражданские, поляки, украинцы, евреи, рус ские - «советские» и «несоветские». Ситуацию наблюдает и осмысливает школьник из интелли гентной семьи русских эмигрантов: «Сегодня начались занятия. Конечно, директор выступил с подходящей речью. <...>. Кроме того, как и следовало ожидать, запретил ученикам говорить где бы то ни было не по-украински. <...>. Не принят ни один поляк. Мне, по-видимому, помогла моя украинская фамилия. Хотя сегодня они разочаровались. На первом уроке записывали национальность и вероисповедание. Я записан русским, единственный в классе...» [7: 75]. В-четвертых (это оказалось главным), дневник отразил сущность Второй мировой войны как противостояния нацизму - в изложении событий, связанных с геноцидом евреев. Сюжет поэтап ного истребления евреев в городе является лейт мотивом дневника, если рассматривать его как целое. Кульминационное, самое запоминающее ся, трагическое и эмоционально описанное собы тие - уничтожение еврейского гетто в Кременце в августе 1942 года. Р. А. Кравченко-Бережной был очевидцем этой катастрофы, в которой по гибла и его близкая подруга школьных лет Фрида [7: 131-145]. Страницы дневника, повествующие о «кровавом августе», являются самыми траги ческими в событийном плане и самыми эмоцио нальными по характеру изложения.