Разумова И. А. От «эго-документа» к «литературному факту»: об одной книге воспоминаний // История и словесность: журнал филологических и историко-культурных исследований. – 2020. – № 2.

при переработке дневника в книгу была озаглавлена «Кровавый август» (с. 131 —147). Записи тех дней передают непосредственные чувства юного автора в сочетании с рефлексией и наблюдениями, фиксировать которые он не переставал, несмотря на переживаемый момент: «19 августа. Сегодня везли Ф. Не могу отдать себе отчета в своих чувствах. Очень тяжело, стыд но. За людей, которые смотрят на это с безразличием или злорадством. (...). Она ехала стоя, с гордо поднятой головой. Это было полчаса назад, в шесть часов тридцать пять минут 19 августа 1942 года — я уверен, она, и умирая, не опустит голову. Ф., знай, я помню тебя и не забуду и когда-нибудь ото мщу! (...) Последний привет от Ромки! (...). Сегодня утром на Широкой (улица в Кременце. — И. Р.) лежала убитая женщина. Она пыталась спастись и тем ускорила свой конец. Поплатилась за то, что осмелилась захотеть жить! Ко гда пишу, из тюрьмы доносятся выстрелы. Вот опять! Может быть, он был предназначен Ф.? В таком случае ей теперь лучше. Нет, ей теперь никак» (с. 139—140). Можно полагать, автор «пишет, как дышит», записывание для него — это естественный способ реагирования на ситуацию и пережи вания ее. В свое время Л. Я. Гинзбург отметила, что, в отличие от художе ственной литературы, «документальная литература несет читателю двойное познание и раздваивающуюся эмоцию. Потому что существует никаким ис кусством не возместимое переживание подлинности жизненного события» [Гинзбург, с. 11]. Значение наблюдаемых событий Роман Кравченко хорошо понимал. После событий «кровавого августа» он сделал запись: «Ну и вре мена настали, не повторятся больше такие. Надо все записывать, не то еще, пожалуй, вспомнишь когда-нибудь — не поверишь» (с. 145). Дневник начат, когда автору было пятнадцать лет, и заслуживает быть отмеченным широкий круг его интересов, включающий вопросы полити ки, истории, социальных отношений, литературы, языка. Дневник написан исключительно грамотно, литературная речь подростка образна, иронич на, изобилует сарказмами. Часто используются кавычки и другие средства пунктуации. Органично и живо включается прямая речь разных персона жей. Принимая роль оратора, автор дневника часто обращается к виртуаль ной аудитории, в качестве которой могут представать «господа патріотп», правительства воюющих держав или сограждане: «1 сентября. Поздрав ляю вас, граждане, с наступлением осени, так сказать, и одновременно с наступлением нового 1941/42 учебного года, который у нас, осчастлив ленных пребыванием под немецким сапогом, запаздывает» (с. 67). Впо следствии Р. А. Кравченко-Бережной обратит внимание читателя на то, что в его юношеских писаниях заметно влияние стиля М. Зощенко, И. Ильфа и Е. Петрова, а «Золотой теленок» был в солдатском вещмешке, с которым От «эго-документа» к «литературному факту»: об одной книге воспоминаний 165