Разин, Е. Ф. И не только о Саласпилсе : документальное повествование / Ефим Разин. – Апатиты : Апатит-Медиа, 2004. – 129 с. : ил. – (Наша память : к годовщине Великой победы в борьбе с фашизмом).

побег, привлечь внимание охраны. Тогда и сам попадешься, и тех, кто все распланировал, подведешь. Правда, кто-то из заключенных, работавших тогда на парашах, увидев, как шестеро кинулись на ряды колючей проволоки, а днем отключался электроток в ограждении, не выдержал, закричал было, однако сразу же смолк. Те же, что оставались, не нарушая установленного порядка, продолжали парами двигаться и двигаться, как и было положено, не создавая сутолоки, не внося сбоя. А кто считал и пересчитывал эти пары при работе? Двигаются себе хефтлинги, и ладно. Бежавших не догнали. Они не вернулись к нам. Вот если бы побег не удался, то гитлеровцы устроили бы устрашающее зрелище. А здесь ни-ни. Лишь злобу свою выместили на нас, оставшихся после побега. Житья нам не стало. Ежедневно по нескольку раз проверка за проверкой. Прошел слушок, что кто-то пытался бежать через окно уборной, там оказались выдраны гвозди, удерживающие раму. Охранники обнаружили такое безобразие, заколотили там окно наглухо. В бараке установился жесточайший режим. Прежде всего все остались без какого-либо общения с лагерем. Барак наш оказался на строгой изоляции. Видимо, испугавшись, что слухи об удачном групповом побеге поползут по всему концлагерю и побудят других к побегам. Как бы то ни было, но действительно, мало кто знал в Саласпилсе об этом удачном побеге, об этой дерзкой акции отважной шестерки. Через много лет мне пришлось доказывать существование этого побега. И доказал! Были убежавшие ребята из Новоржева. Кто конкретно? Я долгое время не знал ни имен, ни фамилий. Просто —новоржевцы. Может, и те самые, с которыми везли нас в Моглино, с которыми, может, и спал в камере новоржевской тюрьмы рядом? Страшным был месяц после побега ребят. Месяц строжайшей изоляции: закупоренные в закрытом, усиленно охраняемом бараке. По всей вероятности, охранники остерегались, что содержащиеся в бараке хефтлинги устроят еще какую-нибудь каверзу. Свежего воздуха нет. Сидеть в бараке не на чем. Лежать —нельзя. Дела - никакого. Постоянные построения. Проверки на вшивость. Пересчет, как будто можно было исчезнуть сквозь стены. И усиленные порции наказаний, тех самых, унижающих человека, убивающих в человеке волю, силы. Лишь 17 марта распахнулись двери барака. Нам разрешили прогулку, вокруг барака. Идти практически мы не могли. Вдоль барака ползли, держась за его стены. По другую сторону плаца, где размещались основные бараки концлагеря, высыпали на улицу люди —они не знали, что произошло у нас, почему барак, откуда заключенные были назначены на параши, усиленно охранялся. Месяц ничего не знала о нас мать. Ощущала только, что-то у нас произошло. Однако живы ли мы, здоровы ли, откуда было ей знать! Месяц строгой изоляции —таким путем пытались фашисты стереть и у 56