Разин, Е. Ф. И не только о Саласпилсе : документальное повествование / Ефим Разин. – Апатиты : Апатит-Медиа, 2004. – 129 с. : ил. – (Наша память : к годовщине Великой победы в борьбе с фашизмом).

Безделье —гнетет. Безделье —унижает. Безделье —уничтожает. И к нашей радости охранники оповестили, что наш барак назначается на хозяйственные работы. Нужны добровольцы! Очень трудно вспомнить все. И слова какие-то тусклые. Так и кажется, что говорю иной раз не то, что видел сам и пережил, прочувствовал, а пересказывая виденное на экране, слышанное. Но потом приходит на ум: вот он, примитивизм действий фашистов, возомнивших себя владыками всего, в том числе порабощенных ими людей. Они-де хозяева жизни, и могут все! А коли так, то и действовали по разработанной схеме, по установленным канонам, по заведенному ими порядку. Орднунг ист орднунг! Порядок есть порядок! Им безразлично, что этот, так называемый порядок, есть ни что иное, как ужасное действие, направленное на разрушение, на уничтожение. Все их действия: взять наивысшую выгоду, максимальную, а потом... Зачем думать о потом? Используй восточных рабов как можешь —помрут, можно на работу поставить других. Что можно добавить к тому, что уже известно, кажется, каждому? Концлагеря, обнесенные колючей проволокой. В бараках-блоках тысячи и тысячи людей, лишенных свободы ни за что, ни про что. Изможденных, похожих на скелеты —кожа да кости. Я попрошу, вернитесь хотя бы к картинам Бориса Пророкова, взгляните, вглядитесь в изображенное им. Это же надо иметь такое видение, чтобы прочувствовать боль, ужас человека! На расстоянии, через годы. Хотя прошли десятилетия, я и сейчас, когда доводится видеть кинокадры, читать новые и новые книги-воспоминания о былом, прежде всего ощущаю день сегодняшний. И сейчас страждут люди. А кадры телевидения —вот они! На всех континентах есть и горе, и смерть. Причем смерть — не естественное завершение жизни, а уничтожение сущего, такого же Человека, как каждый обычный человек. Нет дня, чтобы не поведали нам о гибели детей, женщин, стариков. Мужчин всех возрастов. И что же такое творится?! Даже теперь и в нашей стране, в которой совсем недавно не было голодных, не было бездомных, безработных! Время, время. Почему ты не научило сегодняшних? Однако вернемся назад. Вот уже несколько раз после войны бывал я в Саласпилсе. Правда, такое было, сейчас там —заграница, и приглашений никто нынче не шлет. Но каждый раз смотрел на то, что есть теперь, а видел то самое, что было. Согбенные фигурки еле плетущихся людей, в серых халатах. Там, в те сто дней, что довелось пробыть среди узников Саласпилса, все было серо. И сама погода, слякотная, прибалтийская. Одежда наша —серый халат, серые штаны, серые береты. И стены бараков, промокшие от сырости, тоже серые. Серые дни. Серые будни. И, кажется, ни просвета. Вести очень редко доходили до нас, барак наш был изолирован от остальных заключенных расстоянием, он находился в той части лагеря, где располагались мастерские, хозяйственные постройки. Обособленные от других жилых 51