Разин, Е. Ф. И не только о Саласпилсе : документальное повествование / Ефим Разин. – Апатиты : Апатит-Медиа, 2004. – 129 с. : ил. – (Наша память : к годовщине Великой победы в борьбе с фашизмом).

Потихоньку барак затихает. Пора и нам где-то располагаться. Но где? Единственно свободное место под нарами, по крайней мере ночью никто не наступит на голову, на ноги. Уже этой ночью познали мы, что такое вошь. Та самая, которая, попав к человеку, вытягивает, высасывает силы, изнуряет. Кто прошли перед нами, замученные, истощенные оставляли тем, кто приходил после них, несметные полчища этих насекомых. С верхнего яруса нар вши и клопы сыпались на второй ярус, оттуда - на первый, ну, а с первого ссыпались на пол. В эту первую моглинскую ночь мы собрали на себя их немало. Вспоминаю: это было потом. Нары. Мы уже находились на втором ярусе, ибо на самом верхнем душно, жарко, дышать невозможно. На самом нижнем тоже не климатит - все сыплется через щели с самого верха. Так что, когда стало посвободнее, а такое стало буквально через несколько дней, как нас привезли сюда, большую партию заключенных отправили в Саласпилс, мы в нее не попали, - мы обосновались на средних нарах. Людей просто содержали в этом концлагере, который был по сути дела сборным пунктом таких же горемык, как и мы. Днями катались на щелястых нарах. Безделье терзало. С утра принимались за "санитарную" обработку. Я начинал с нательной рубахи, которая была трикотажной. Буквально в каждой ячейке сидела вошь. От нечего делать начинал считать. Быстро доходил до сотни, потом - вторая, третья сотня живности. Вот уже и четыреста. Когда надоедала эта процедура, расстилал рубаху на нары и возил по ней кулаком. И сейчас от омерзения по спине бежит озноб. А тогда - что... Вот и декабрь на дворе, день за днем. Снег кругом. Из барака, который на день открывался, просто не хотелось выходить. Да и что там делать? Небольшое замкнутое пространство, с одной стороны ограниченное конюшней-бараком, с других - колючей проволокой. По углам - вышки с охранниками. Все!.. Распорядок дня примитивен до одурения. Утром - подъем. Умыться надо бы, но... На каком-то этапе начинается безразличие - к окружающему, к самому себе. Начинается то, что называется доходягой. Ничего не хочется, и все тут. Но есть что ждать - завтрака. Все заключенные выстраиваются в очередь, которая протекает через створки ворот, ведущих на женскую половину, там - кухня. Там, кстати, можно иногда, случайно увидеть маму. Обычных свиданий с близкими как таковых не было. Очередь за баландой, а каждый день лагерь пополнялся новыми и новыми страдальцами, медленно змеится по лагерному двору. У каждого заключенного в руках что-то из чего едят. У меня литровая консервная банка с дужкой из проволоки, держать такую неудобно. Вот приближается место раздачи еды - такой же заключенный, только при кухне, бросает черпак какой-то бурды, самой настоящей бурды, например, из мельчайших колючих ершиков. Суют ломтик хлеба. На ходу через край глотаешь содержимое. От горячей бурды становится 36