Пеляк, В. Н. Демократия и эгократия. Кн. 3 / Владимир Пеляк. – Мурманск : [б. и., 2019]. – 184, [2] с. : ил.
ближе автомобильную аптечку и взялась перебинтовывать рану. Когда сняла окровавленный бинт, из раны вывалился тёмный сгусток крови, а за ним потянулась ярко красная струя. Стало страшно. Быстро накры ла рану тампоном и снова туго перебинтовала. Виталий во время про цедур очнулся, застонал, взглянул виновато и улыбнулся. А, может, по казалось, что виновато, поскольку почти сразу закрыл глаза и затих. Я обрадовалась, значит, уснул. Значит ему легче, не испытывает прежней боли, можно дожидаться врача. Вспоминаю эти минуты и до сих пор мучаюсь от бессилия и самооб мана. Тогда не понимала, что это конец, поняла лишь позже. Но если бы и понимала, то всё равно ничего не могла сделать, так как некого даже было звать на помощь. Хозяин уехал за доктором и, как он сказал, в доме кроме дворового охранника - таджика, плохо говорящего по-рус- ски, никого нет. Мне оставалось только ждать хозяина с доктором, и я примостилась возле Виталия на стул, гладила его руки, прислушиваясь к тяжёлому дыханью. Он лежал на левом боку, руки держал перед со бой и практически не реагировал на прикосновения. В какой-то момент опять застонал, открыл глаза, и какое-то время, изучающее, смотрел на меня, стараясь, видимо, сориентироваться в своём и моём положении. Я окликнула его: «Виталичек! Что-нибудь нужно?» Он не прореагировал, показалось, что смотрит, но не видит. Я за говорила снова: «Виталенька, скоро должен приехать врач, тебе ока жут помощь». Реакции опять не последовало, если не считать реакцией медленное закрытие глаз. Подумала, он спит, и все его действия про исходят во сне. Лёгкими прикосновениями, чтобы не разбудить, снова стала гладить его руки. Так прошло довольно много времени. Сколько, сказать не могу, ми нуты тянулись медленно и тягостно. Я отпустила его руки и выпрями ла затёкшую спину. В это время он снова открыл глаза, и я увидела уже осмысленный взгляд. Посмотрев на меня внимательно несколько секунд, он медленно, с длинными паузами произнёс: «Помылась? ... Хорошо. ... Красивая...» После этих слов, признавалась Маша, ей хо телось упасть к нему на грудь и горестно по-бабьи завыть. Но сознание диктовало: «Нельзя! Не сметь! Не сметь!» Я описываю всё так, как представляется после рассказа Маши. Уеди нение утомило обоих. Выкладывая это нам, то есть мне и маме, Маша, чувствовалось, заново болезненно переживала восстанавливаемые в памяти эпизоды, часто прерывала рассказ плачем, перескакивая от од 34
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz