Орешета, М. Г. Мед и горечь / Михаил Орешета // Площадь Первоучителей : литературно-художественный и общественно-политический альманах / Мурм. орг. Союза писателей России. – Мурманск, 2009. – № 9.

конечно же, было слишком мало. Ночью где-то, слышим, стреляют, а у нас, как у Бога на пазухой, - тихо. Во второй половине дня я получил при каз оборудовать огневую точку для прикрытия заставы в случае прорыва противника. Вместе со вторым номером Красюком натаскали валунов и выложили на гребне высоты ячейку. Лежим в ней, кимарим. Вдруг раз дались выстрелы со стороны Муста-Тунтури, тут же показались первые группы отступающих от границы и буквально сразу - немец. Прямо ера лаш какой-то. Чёрт поймёт. Зам. начальника заставы отдал команду отходить на полуостров Средний. Солдаты впопыхах хватали документы, письма. Не до пожит ков было. Мы с Красюком, так как были в засаде, вообще ничего взять не смогли. В общем, отходят товарищи, а немец тут как тут, ну мы его пулемё тиком и привечали. На войне страшно только поначалу, потом азарт на падает. Так было и с нами. Две- гри очереди - и за валун, в сторону. На блюдаем. Вот такие кошки-мышки. Тут сигнал поступил, что застава вышла из окружения, и нам можно отходить. В этом случае было приказано пулемёт гранатой рвануть и налегке прорываться, кругом ведь немцы. Хотел я исполнить приговор пулемёту, но не поднялась рука - хорошая машина. Кричу Красюку: «Хватай станину, а я ствол, будем прорываться!». Кинулись бежать, да куда там - фриц как резанул со всех сторон. При шлось ползти к лощине, а там уже немец. Мы пулемёт на «товсь» - и огнём его. Отогнали и снова вперёд. Уже лощинку промахнули, когда пуля Красюка настигла. Жил он ещё минуты четыре-пять. Лежит. Голова на моих коленях, в глаза мне смотрит, а я плачу, и слёзы капают прямо ему на лицо, а оно всё белее, белее. Дотащил я тело товарища до гребня скалы, а дальше сил не достало. Похоронил в расщелине иод прошлогодней травой. Больше ничего сде лать не мог - опять немец появился, а до своих рукой подать. Спрятал я рядом с могилой станину от пулемёта, ствол под мышку и бегом. Но тут как назло снеЖная поляна впереди. Я на ней, как заяц, забегал под пу лями. Всё, думаю, хана тебе, Иван. Смекнул прикинуться убитым. Упал со всего маху, лежу. Смотрю: егеря подошли к краю снега. Молоденькие такие, белобрысые. Галдят что-то, в мою сторону пальцами показывают. Вот один поднял карабин, прицелился. Веришь - всё отнялось, ноги, руки. Вот она, смерть, а я как парализованный. Выстрел и сразу удар. Не пойму, жив ли, мёртв? Потом сообразил - пуля в ствол пулемёта угодила. Немцы опять поговорили и теперь стали целиться вдвоём. А я ведь даже глаза их вижу. Страха не было, но очень хотелось закрыть рукой лицо. Еле удержался от движения. Выстрелы слились воедино, и вновь удар в ствол, а спустя пару минут стала наливаться теплом нога. Слегка повернул голову и увидел, что снег становится багровым.