Орешета, М. Г. Охотник / М. Орешета // Площадь Первоучителей : литературно-художественный и общественно-политический альманах / Мурм. орг. Союза писателей России. – Мурманск, 2008. – № 8.

- Э, мил человек, берег суеты не терпит. А спать - это, пожалуйста, дело хозяйское. Геологи забрались в спальники, а хозяин поставил стул у двери, сел на него и продолжал: - По молодости-то я тоже сном увлекался. Про охоту или там ры балку не думал. И вот что вышло. По зиме, лет этак с десять назад, неда леко от Устья повадился ходить медведь-шатун. Не лёг спать, окаянный, вот и неймётся ему, голод поджимает, он к жилью и тянется. А такой мед ведь - без ума, он может и на человека подняться. Порешили мужики взять того шатуна. Приходят ко мне и говорят: «Ты, Иван Степанович, мужик здоровый, непьющий. Пойдём с нами. Мы медведя завалим, а ты поможешь мясо да шкуру донести». Дело нехитрое. Позарился я. Вот дошли мы, значит, до Ольховки, это в чаваньгскую сторону, за рекой Индерой. Там и наследил медведь. Мужики оставили меня у бе рега, а сами пошли сотворять охоту. Ну, стою я. Солнце такое - спасу нет! Облокотился на лыжные палки и кимарю себе. Думаю: хорошее дело охота. Дети на каникулы из Умбы приедут, медвежатиной побалую. Сквозь дрёму слышу: стреляют в лесу. Но меня не зовут. Вдруг вблизи ветки: тресь, тресь. Открываю глаза - медведь на меня катится. Оцепенел я. Мужиков недобрым словом успел вспомнить. Хотел крик нуть, а голоса нет. Думаю: бежать надо, да ноги одеревенели. Всё враз от нялось, и чувствую, как тепло по внутренней стороне ног в унты течёт. Жалко себя стало. От этого и голос прорвало. Как заору: а-а-а! Медведь как бежал, так со всего маху и сел на задницу, а потом и вовсе на бок повалился. Мужики из лесу прибегают. Я кричу, а зверь лежит. Посмотрели - мёртвый он. - А вы как? - спросил, не открывая глаз, Добродеев. - Штаны пришлось в тайне от бабки сушить, но науку ту запомнил и летом в Мурманске хорошее ружьё купил. Второго медведя мы брали с Тропиным... Сон снова сломил Добродеева. Проснулся он часа через полтора. Иван Степанович всё также сидел на стуле и под дружный храп геологов рассказывал: - Вот и оставил он привязанных оленей на ручье у Пахомовки. Через день приезжает - пусто. Ни оленей, ни бревна, к которому они были при торочены. Стали мы смотреть следы. Дошли до лесу, и тут обнаружилось бревно, а к нему привязаны две оленьи головы. Тут Иван Степанович увидел, что Добродеев проснулся и продол жил свой рассказ, обращаясь к нему: - Ты видишь, что Топтыгин натворил. Уволок оленей вместе с брев ном. До лесу добрался, а там застрял: бревно ходу не даёт, цепляется. Он, шельма, головы отгрыз, чтобы от бревна избавиться, а туши уволок. А ещё был случай... 289