Давыдов Р. А. Норвежские колонисты на Мурмане 1860-1940 / Давыдов Р. А., Орехова Е. А. // Оттар : научно-популярный журнал Музея Университета Тромсе, Арктического Университета Норвегии. – 2017. – № 1 (314).

21 Хенрик Адолф Мехелин, российский генеральный консул в Христиании 1850-1868. Фото: Карл Йохан Ханссен. 1863. вынуждены обращаться за переводом в шведско-норвежское консульство, потому что собственного переводчика у них не было. По данным полиции к сентябрю 1869 г. из всех шведско-норвежских подданных, оседло проживавших на Мурмане, российское подданство приняли только четыре человека. Объяснялось это тем, что по закону присяга приносилась «на своем языке и через духовную особу их вероисповедания, чего здесь исполнить невозможно». Некоторые «не имея надела, усомнились принять подданство» – вопрос о разграничении казённых и частных земель в Архангельской губернии не был решён до 1917 г. Российские власти стремились найти выход из положения: закон 1868 г. разрешил колонистам принимать присягу по месту поселения перед становым приставом или мировым посредником. Отсутствовавших на Мурманском берегу постоянных лютеранских священнослужителей заменили православные священники из Колы. Некоторые льготы, предоставленные колонистам, прямо противоречили российскому законодательству. На основании Положения от 14 мая 1876 г. колонисты не служили в армии – они зачислялись в запас военно-морского флота. Однако, с точки зрения закона, дети норвежских колонистов, принявших российское подданство, но рожденные до зачисления отцов в колонисты, и лично не принявшие подданства, не были русским подданными и проживали на Мурманском берегу незаконно. Таким образом, в запасе русского флота числились иностранцы. Впрочем, до 1899 г. на этот правовой казус ни местные, ни центральные власти внимания не обращали. Значительные проблемы создавало незнание и несоблюдение норвежцами и финляндцами местных обычаев и правовых норм, сложившихся в отношении прав на различные виды угодий – семужьих тонь, сенокосных участков, права мотовских лопарей на выбросившихся на берег китов и т.п. Все это создавало основу для конфликтов не только в отношениях с коренным населением края, но и в среде самих колонистов, приводило к самовольным захватам и столкновениям. Одна из главных претензий, обращенных к «нерусским» колонистам, заключалась в их стремлении к самоизоляции – нежелании учить русский язык, недопущении в свои колонии русских и т.п. Однако, основу для такого положения создавало само законодательство. В отличие от Норвегии, где изучение норвежского языка и посещение школы было обязательным, русские власти ограничивались лишь упреками и общими декларациями. По закону колонисты, не знавшие русского языка, могли вести переписку с властями на родных языках – но не было чиновников, знавших норвежский или финский. Общественное управление в колониях было выборным. В результате, на должности могли избираться колонисты, незнакомые ни с русским законодательством, ни с русским языком. Вплоть до 1899 г. все школы Мурмана были церковно-приходскими и находились в русских колониях. Государственная школа в Цып-Наволоке появилась только в 1910 г. Отсутствие школ компенсировалось домашним образованием, которое обеспечивало высокий процент грамотности в семьях колонистов-лютеран, но, одновременно, препятствовало их натурализации. В кон. 1890-х гг. «иностранным» колонистам стали выдавать разрешение на переселение только