Мосолов, С. В. Российская империя в XVIII веке : курс русской истории. – Москва : Издательские решения, 2017. – 541, [4] с. : ил.

безразлична громогласно прозвучавшая в манифестах и именных указах Пугачёва сама идея о Петре III, как о легитимном монархе, что, естественно, будоражило мысль о собственных правах на престол. Тем более что едва ли не основным аргументом в пользу правдоподо­ бия выдвинутой Пугачёвым легенды, едва ли не главным способом его самоутверждения в качестве Петра III яви­ лись постоянные ссылки самозванца на Павла как живо­ го, реально существующего цесаревича, который испол­ нен преданности к своему несправедливо поверженному отцу и в любую минуту готов прийти ему на помощь. «Павловские реалии» присутствовали не только в агита­ ционных актах ставки Пугачёва, но и в его бытовом, в значительной мере театрализованном, рассчитанном на броский внешний эффект поведении среди повстан­ цев. Известно, например, что Пугачёв плакал, разгляды­ вая добытый ему где-то портрет юного Павла, и по-оте­ чески сокрушался, что оставил его «маленькова», а «ныне вырос вон какой большой, уж без двух лет двадцати», при этом часто приговаривал: «Жаль мне Павла Петро­ вича, как бы окаянные злодеи его не извели». На своих пиршествах Пугачёв поднимал тосты за Павла и великую княгиню Наталью Алексеевну (Вильгельмину Гессен- Дармштадтскую), им же по его приказу была принесена присяга на повстанческой территории. В своём лагере Пугачёв распускал слухи, что с Павлом всё время якобы ведётся переписка, что к повстанцам скоро прибудет сам молодой государь и так далее. Пугачёв даже заявлял, что сам он царствовать не желает, а поднял народ против властей лишь потому, что хочет восстановить на царство­ вание государя цесаревича. Для Павла это было своего рода кульминацией в развитии антиправительственных 384