Мученики XX века : шестые Феодоритовские чтения, пос. Умба - с. Варзуга Терского района Мурманской области, 9-11 августа 2013 года : материалы международной историко-краеведческой конференции / [под ред. архим. Митрофана (Баданина)]. - Мурманск : Издательство Мурманской и Мончегорской епархии ; Санкт-Петербург : Ладан, 2014. - 371 с., [8] л. ил. : ил., портр., факс.

Густав Шпет: жизнь и гибель русского философа из страны в 1922 году (а также вместе с Семеном Франком, Федором Степу- ном и другими философами). Однако Шпет приложил все усилия к тому чтобы его из списков пассажиров «философского парохода» вычеркнули... Помог ему в этом нарком просвещения А. В. Луначарский, с которым мыс литель был знаком еще до революции. Как сообщает внук философа, выдающий физикМ. К. Поливанов, «евро пеец и космополит по привычкам, образу жизни и умственным интересам», все-таки Шпет «не хотел эмигрировать из России. В первый раз в его запис ных книжках эта тема возникает во время беспорядков 1905 года. Он пред видит, что развивающийся в стране хаос затруднит работу. И все-таки делает вывод, что, несмотря на трудности, надо продолжать работу в этой стране. После 1917 года перед ним дважды возникала реальная возможность эми грации. Его старый друг, поэт Юргис Балтрушайтис, после того как Литва стала независимой, приехал в Москву в качестве посла Литвы. Он предлагал выписать всей семье литовские паспорта, и Шпет мог бы переехать в Литву. Второй раз - именно в 1922 году, когда на так называемом “философском па роходе” много русских ученых были осуждены на высылку».1 Если же говорить о научном вкладе Шпета, то в целом - в поразительном многообразии тем и дисциплин - можно, как мне кажется, выделить у него две основные линии мышления: 1) усвоенное от Гуссерля представление о философии как строгой науке; 2) постоянный интерес к способу социаль ного бытия людей в исторической конкретности. Скажем прямо, читать книги и статьи Шпета очень непросто. В отличие от большей части своих современников, он нисколько не был популяризато ром, публицистом или жизнеучителем. Он являлся, по словам Поливанова, «ученым философом “немецкой” научной школы, вероятно, единственным в такой мере в русской традиции. Он считал философию именно наукой. Настоящей строгой, серьезной наукой, у которой есть свой язык, свой по нятийный аппарат, свои достижения, созданные за многие века развития. С его точки зрения, вся философия от Платона и до его современников - это все одна и та же развивающаяся определенная наука».2 В новом фильме «Дочь философа» приводится такой знаменательный диалог. Марина Густавовна спрашивает: «Папа, что такое философия?» Отец отвечает: «Философия - это наука наук». Поливанов М. К. Указ. соч. С. 12. Там же. С. 6. 277