Митрофан (Баданин, игумен). Икона Великого Князя : сказание о Великом Князе Михаиле Александровиче Романове и его молельной иконе Божьей Матери Казанская, что ныне пребывает в церкви преподобного Серафима Саровского на Серафимовском кладбище Санкт-Петербурга / игум. Митрофан (Баданин) ; [подгот. ил.: Павел Карпов]. - Санкт-Петербург: Ладан; Мурманск, 2011. -155 с.: ил., цв. ил., портр., факс.

СТРАХ Г г- г і ] і А трах был неотъемлемым компонентом жизни нашей семьи после ре­ волюции. Воспоминания о тех жутких днях в подвале на Гороховой не оставляли Степана Никитича. К тридцатым годам с наступлением «ста­ линской эпохи» окончательно изменилось его отношение к ценностям жизни в условиях наступившей советской действительности. Мечты о своем семей­ ном деле, о достижении материального достатка и достойного общественного стату­ са были похоронены навсегда. При этом даже внешне из «управляющего дворца» он превратился в простого дедушку пенсионера. В жутких 1937-1938-х годах НКВД вновь пошло по спискам всех тех, кто так или иначе был связан с Домом Романовых. Степану Никитичу было уже 65 лет. Но он понимал, что у князя тьмы нет срока давности, и приготовился вновь отвечать его приспешникам за свою «вину» - за верную службу «Богу, Царю и Отечеству». Возраст и давность значения не имели, ибо борьба шла на духовном уровне. Так, например, в городе Орле жил некий старик Лясковский - известный орлов­ ский ученый краевед и литератор. Ему было уже 80 лет. Однако у него перед новой властью была страшная вина. В его доме на Борисоглебской улице (ныне улице Сакко и Ванцетти) в 1910-1911 годах квартировал Великий Князь Михаил Алек­ сандрович в бытность свою командиром бригады Черниговского гусарского полка. Так что вина была очевидной: «Лясковского Валерия Николаевича, при­ ближенного к царскому двору, обвиняемого в том, что он проводил контррево­ люционную агитацию против политики партии и правительства, клеветал на ВКП(б) и Советскую власть, дискредитировал Сталинскую Конституцию - рас­ стрелять...» . Он был расстрелян в Орле 14 января 1938 года. Могила его неизвестна. Наша семья жила в постоянном и напряженном ожидании ареста. Степан Ни­ китич и его жена Мария Федоровна постоянно молились перед Казанской иконой Божией Матери, взывая: «да минует меня чаша сия». И вселявшие ужас ночные «чер­ ные вороны» вновь и вновь проезжали мимо. Мария Федоровна в этом психологиче­ ском напряжении тяжело страдала от язвы желудка, открывшейся еще при первом аресте Степана Никитича в 1918 году. Вскоре язва эта обрела злокачественный ха­ рактер, и в 1939 году моя прабабушка скончалась. Мой прадед Степан Никитич и его жена Мария Федоровна в 1937 году