Живой костер Виталия Маслова : летопись воспоминаний / [авт.-сост. В. У. Маслова ; коммент.: И. Б. Циркунов]. - Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2013.

Раздел первый. СЫН ПОМОРЬЯ А тропа на погост уже едва видна, готовая иссякнуть вместе с памятью ближ них. Так как же противостоять —не самой смерти, нет! —но утрате памяти? * * * Раньше была на деревне грязь непролазная от скота, теперь трава непро ходимая. Бывшая деревня поросла мятликом, лисохвостом, борщовкой, иван- чаем да конским щавелем. Дочь Саша изучает травы, что полонили деревню, по рисункам, настойчиво запоминая их. Отцу не надо заучивать: борщовку они ждали с ранней весны. Эти лопухи солили и квасили на зиму. Коренья ми наедались на свежей пахоте. Бурьян выше пояса, и прогнившие плахи мостков редко попадают под ногу. Высокие, в два жила, избы с проваленны ми крышами, эти скелеты бывших хором, ещё не выпитые ветром и дождя ми: есть ли что жутче такой картины? Дома в вечернем свете из старого серебра: дерево, даже умирая, вбирает в себя все краски, свойственные пред вечерию, умиранию, сумеречности. Не таков ли и старый человек? Отре шившись от игры прихотей, он надевает одежды серые, невидные, как бы приуготовляя себя к уходу, понапрасну не растравляя, не растревоживая плоть. Небо, не потерявшее белизны, перламутровое, створка раскрытой ракови ны, вторая створка которой уходит за край моря, с алым свечением на восто ке. Какое смирение во всем —и в пелене над едва сморщенной гладью воды, и над темными гривами приречного леса, и над наволоками, покрытыми выго ревшей травою, и над осотными лайдами174—над всем запечатлелся отражён ный свет закатившегося солнца, свет не дневной, нет, но особый, покойный, созерцательный; при этом свете душа полна кротости и вместе с тем грусти от уходящего и несбывшегося. Хочется любить и жить долго, набело, зачеркнув наотмашь переболевшее, заскорбевшее и теперь чужое. У Белого моря особен но остро понимаешь всю временность свою, случайность жизни; сам перелив чатый простор позывает к движенью, и поэтому, наверное, столько ходоков из этих мест, первыми отправившихся встречь солнцу, на восток и полуночь, пронесших до восточных окраин поморскую «говорю». Летнюю северную ночь не описать, как не хватит красок, чтобы изобразить любое состояние матери-земли. С годами все больнее чувствую я беспомощ ность свою и вижу причину в оторванности от прежней устойчивой жизни, к которой нынче уже не прирасти сердцем, и оттого ещё более завидую Масло ву, земляку, который, четверть века отплавав по морям, сохранил столь вер ную к земле привязчивую душу. И хотя сознаешь бессмысленность потуг, эту неестественную напряжен ность сердечных родин, но так хочется выразить душу и тем облегчить её, попросить у кого-то прощения за собственную чёрствость и холод. Избы, эти лиственничные крепости, коим бы ещё лет сто украшать зем лю, постепенно сходят на нет без призора, давно осыпались в траву забве нья, как карточные домики, что мы собирали в детстве и рушили потом одним легкомысленным взмахом. Подтачивает, съедает берег приливная штормовая вода, и крайний порядок изб скатился на пески, чтобы их вскоре подхватило море. Тлен на всем, проваленные окна, упавшие потолки, печи, похожие на зев обнаженной могилы, —и всё это под покровом травы забве ния, и так не похоже, чтобы из этой грустной картины можно было разгля 69