Живой костер Виталия Маслова : летопись воспоминаний / [авт.-сост. В. У. Маслова ; коммент.: И. Б. Циркунов]. - Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2013.

ЖИВОЙ КОСТЁР ВИТАЛИЯ МАСЛОВА душа неволит натуру. Боится Семён Виссарионович лечь на лавку да и огруз нуть ступою, стать обузою, и потому помор весь в заделье, весь в посильных трудах, как заповедано от веку; насаживает и зашивает снасти, подправляет топором всякую разруху, до позднего вечера топчется на ногах, хотя никто не неволит, не окрикивает его. И жена его, Александра Никифоровна, уже согбенная, лишь на три года моложе благоверного, кажется, с утра и не слезть с кровати, так всю томит и гнетёт старость, но после-то как заведенная, покряхтывая и поскрипывая, ве дёт бабье хозяйство: а попробуй накормить и обиходить большую семью, да когда постоянно в доме гости, и старенькая этому гостю рада и старается ус лужить ему с такой же любезностью, как бы была она в молодых годах. Всё у нее получается скоро, как-то само собой, нет той медлительности, забывчиво сти, что обычно настигает пожилого человека: вот и самовар на столе, и в печи варится-парится, и картошка на завтрак, и ладки173с печёной рыбой, и каша, и шаньги творожные, и калачи с пылу, словно бы каждому с утра впрягаться в крестьянские заботы; и никто из-за стола не вскочит, никто не мельтешит с услугою: мама, бабушка, хозяйка-болынуха всё приметит, всем услужит без всякой обиды, надсады и скрепа в голосе, только по туску усталых выцветших глаз заметны преклонные годы. Тяжело вести дом старенькой, но он, добрый послушный дом, и держит Александру Никифоровну на ногах, не дает зале жаться. По семье Масловых можно проследить весь порядок, весь строй пре жнего поморского лада и побыта, пришедшего с Новгородчины, от которого даже в деревне остались лишь смутные отголоски. И вот позавтракали все, обед готов, преет в русской печи, а бабушка наша, не зная минуты отдыха, не давая себе послабки, ибо покой натуру точит, уже что-то вяжет или зашивает, или улаживает хозяйство, ведёт его торной тро пой пра-пра-прабабки ещё Дружининского рода, того самого помора Дружи нина, что ходил в коче с Семёнкой Дежневым на край земли. И Александра Никифоровна в своей жизни ничего не боялась: ни стуку, ни грому, и в залив на карбасе не боялась одна ходить, и за сенами плавала, и по рыбу. Муж где-то подзадержался, а хозяйка уже в тревоге: «Бегите ребята, смот рите старика, как бы не пал где». Семёну Виссарионовичу любо вспомнить былое: всё минувшее как на ла дони. А старенькая вяжет да подтыкивает ему, де, кончай сказки молоть, на пустое болтаешь опять. Обидится благоверный, как ребенок: «И ничего ты, Александра, не даешь мне сказать, ни по телефону поговорить. Вот ты какая, как урядник». Хозяйка засмеется лишь: «Какой я урядник? Я уж из строя совсем выпала». «Мне бы помереть здесь, в родной земельке, как бы хорошо со своима, — говорит Семён Виссарионович. —Там, на Мурмане-то, камень кругом, одно каменье, а наша земелька мяг-ка-а». А жена ему в язву: «Какая разница, где гнить? Куда ли положат, поверху не оставят». А на жальнике сёмжинском почти сплошь Масловы лежат, бывшие лоцма ны, рыбаки и мореходцы, под никонианскими крестами и под староверчески ми, под нынешними пирамидками и безымянные, где могилки больше похо жи на ягодную, давно не мятую кочку. Пали саженные кресты, трухлявеют колоды, даже листву ест непогода, листвиничную плаху точит безжалостный червь времени. Кресты староверов похожи на обломок весла, лопастью в небо. 68