Живой костер Виталия Маслова : летопись воспоминаний / [авт.-сост. В. У. Маслова ; коммент.: И. Б. Циркунов]. - Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2013.

Раздел третий. «ОТЧИЗНА МАЛАЯ МОЯ, МОЯ СУДЬБА, МОЯ ПУСТЫНЯ.. Митька-Футшток убивает браконьера Типу Опарина, казалось бы, непред намеренно. Допрашивающий Дмитрия следователь выясняет, выстрелил бы он, если б знал, что выстрел будет смертельным (Митька убил Типу из слу чайно оброненного тем ружья). «Если бы я знал, что там —пуля разрывная, всё равно нажал бы», —отвечает Футшток. И за этими словами уже звучит презрение. Носитель коллективного «роевого» сознания Митька презирает Типу Опарина, который изменил деревне. Так любовь к общности связанных круговой порукой односельчан оборачивается ненавистью к человеку, порвав шему со своим родом. Архаичное деление людей на своих и чужих —языче ская, в сущности, черта. А внутренний раскол Митька и проходит по основа нию: язычество —христианство. Герой Маслова преодолевает этот раскол, отбывая десятилетнее наказание за убийство Типы (ещё одна параллель с героем Достоевского, нравственное возрождение которого происходит на каторге). В Шестьденьгову Щелью отси девший срок Футшток возвращается другим, изжившим языческую импуль сивность и жестокость. В романе «Проклятой памяти» Дмитрий —христианин по мироощущению. Теперь он любит людей, не разделяя их на своих и чужих. Драма в том, что таким он никому не нужен. Горя и другие парни ждали его возвращения, надеясь, что Митька что-нибудь придумает, Митька всё пе ревернёт. Но изменившийся Дмитрий не хочет ничего переворачивать: теперь он принимает жизнь в её данности. А Шестьденьгова Щелья продолжает жить по прежним, языческим законам. И Дмитрий никого не может спасти. Он бессилен предотвратить преступление, которое задумал Герман Попов. Тот, воспроизводя его, Митькины былые языческие порывы, движимый языче ским чувством мести, подстрелил самолёт «со всеми областными прокурора ми». Это оборачивается смертью не только самого Германа, но и ни в чём не виноватой Вали Опариной. И гибель любимой женщины Дмитрий тоже не в состоянии предотвратить. Драма героя романа «Проклятой памяти» созвучна трагедии князя Мышкина из романа Достоевского «Идиот». Цельный, гармо ничный, нравственный человек не в силах ничего изменить в жестоком дис гармоничном мире. Христианские основания такой авторской позиции само очевидны: «Нет пророка в своём отечестве». Но как истинно русский писатель Виталий Семёнович не может не стре миться к гармонии. И он её находит. Ещё один парадокс его творчества: сим волом гармонии становится кладбище. Писатель проводит нас по кладбищам Крутой Дресвы, Шестьденьговой Щельи, Мезени. Кладбищенская тема зву чит у него в пушкинском регистре. Это не случайно: для Маслова, как и для нашего национального гения, залогом «самостоянья» и «величия» человека служит «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Но как же любо мне Осеннею порой, в вечерней тишине, В деревне посещать кладбище родовое, Где дремлют мёртвые в торжественном покое. Строки из пушкинского стихотворения «Когда за городом, задумчив, я бро жу...» вступают в перекличку с описаниями погостов у Маслова. Виталий Семёнович любит именно такие —деревенские, родовые кладбища, где спят 2 6 5