Живой костер Виталия Маслова : летопись воспоминаний / [авт.-сост. В. У. Маслова ; коммент.: И. Б. Циркунов]. - Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2013.

ЖИВОЙ КОСТЁР ВИТАЛИЯ МАСЛОВА Соблазну оказываются подвержены многие, независимо от вероисповеда ния: «И ведь как ни воевали между собой староверы и православные, а в боковуху вместях собрались да окошко в мир занавесили, —долой распря!» /5, с. 271/ Ещё раз повторю: грех этих людей не в том, что собрались они потихоньку о деревне своей подумать, потолковать, а в том, что в думах этих Бог занимает подчинённое не только по отношению к родине, но даже к морю место. Вот говорит один из собравшихся, старик Анисим: «Господа Бога ма- тюком покрывали, был случай —окошко иконой соседу вышиб. Я! А о море... О море, парень, лучше молчать, чем сказать неумно...» /5, с. 270/ Маслов всячески подчёркивает значимость происходящего: «Ощущение чего-то огромного, давным-давно жданного охватило его» (Футштока) /5, с. 268/ Но —без Бога самые высокие человеческие порывы и стремления обречены на неудачу. Бог же оказывается забытым: «Спроси меня, какой я веры, — размышляет один из участников тайного собрания, Михаил Маркович, —ска жу: православной. А что она за православная такая —давно уже забыто. Чис люсь только, что я православной...» /5, с. 270—271/ Зажжённая лампадка, бож ница с иконой Николая Чудотворца оказываются в данном случае не более чем деталью обстановки, данью традиции. Подводя итог всему сказанному о Митьке Футштоке, замечу, что просле живая сложную и яркую судьбу своего героя, сострадая, сопереживая ему, Маслов пытался таким образом и в самом себе изжить противоречия, над которыми бьётся Футшток: «Можно ли... за рыбью голову — человечью?». Можно ли? Даже если, по мысли Германа Косого, идёт «гражданская война», даже если «за родину — нет пощады!» [5, с. 221, 225/. На уровне рассудка, разума эти противоречия неразрешимы. Веры же в те годы, когда создавались произведения о Митьке Футштоке, писатель ещё не обрёл. Иначе бы, несом ненно, осознал правоту Достоевского, утвердившего на века вперёд: «Правда — выше России». Правда здесь —Истина Христова (см. примечания, п. 8). Коренной переворот в сознании писателя, подспудно вызревавший на про тяжении многих лет, совершился, по-видимому, в начале девяностых годов двадцатого века. Последнее опубликованное при жизни крупное, во многом итоговое произведение «На костре моего греха» Маслов писал, будучи уже верующим человеком. Книга эта состоит из множества разнородных и разно временных заметок, дневниковых записей —размышлений о жизни, родине, творчестве. Православию посвящены, пожалуй, главные её страницы, страни цы прекрасные, яркие: «Пали препоны, скрывавшие остатки того, что было великой Русской Пра вославной Церковью. И души наши, почти столетие отвергнутые и от веры своей, и от святоотеческих заветов, снова обратили свой взор, необязательно пока духовный, к этим остаткам. И мы, кажется, осознали, что дальнейшая судьба России и русского народа зависит не столько от того, чем закончится игрушечное сражение между Горбачёвым и Ельциным, вытянутыми в своё время из одного поганого партийного ведра, и не от того, какие программы будут приняты новыми бесчисленными «независимыми» партиями, чем за вершится болтовня в выборных безответственных говорильнях, сколько от положения и состояния Русской Православной Церкви: возродится ли? Как обустроится? Как духовно окормит чад своих и страну свою?» /1, с. 134/. 2 5 2