Живой костер Виталия Маслова : летопись воспоминаний / [авт.-сост. В. У. Маслова ; коммент.: И. Б. Циркунов]. - Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2013.

Раздел третий. «ОТЧИЗНА МАЛАЯ МОЯ, МОЯ СУДЬБА, МОЯ ПУСТЫНЯ... Собиралось народу с той стороны и другой, и на полу стоят, и на чурбаках, и на стульях вдоль стен, и на столах, и даже под крышей между стропил, —кто участник, а кому концерт» /2, с. 224/ Нам с вами, живущим век спустя в мире, ориентированном на безудержное потребление материальных ценностей, по добное внимание к духовным вопросам —назидание и память. Отношение Маслова к старообрядчеству менялось медленно, не вдруг. Однажды, уже на склоне лет, он сказал мне примерно следующее: «Понима ешь, правда сначала была на стороне старообрядцев. Жили-жили, верили-ве- рили и вдруг — р-раз! На тебе — верь по-иному. И все новшества — резко, сразу. А кто против —карали страшно. Но потом всё устоялось, прояснилось, разобрались что к чему. И новшества, если за форму не цепляться, оказались не столь уж великими. Дух в Церкви остался неизменным —вот что главное. И тут упёрлись старообрядцы: то ли обида накопилась за гонения, то ли гор дыня глаза застила, а скорей всего и то, и другое. А ещё —третье, четвёртое, пятое... У каждого своё». Итоговая позиция писателя в отношении старообрядчества вполне чётко обозначена в книге «На костре моего греха»: «Неожиданное письмо: просят старообрядцы помочь им открыть в Мур манске храм... (неспроста просят, знают, кого просить, помнят, как Жмаевым восхищался. — Д. Е.). Отвечаю жёстко... отказом: “В Мурманске — два право славных прихода (сегодня больше. — Д. Е.) и более 70-ти антиправославных, а по сути антихристианских. И вашему представителю был задан мною пер вый и единственный вопрос: из кого он намерен рекрутировать прихожан для своего старообрядческого прихода? Из адвентистов? Из баптистов? Из сата- нистов? Оказывается, нет, оказывается —только из православных прихожан. Т. е. в итоге получим ещё один — 71-й — антиправославный приход... Для меня такое сейчас неприемлемо”» /1, с. 53/. Наблюдая за постепенным угасанием северной русской деревни, Маслов не просто взывал к памяти, но прежде всего искал среди своих земляков тип чело века, который мог бы эту память сохранить и передать следующим поколениям. Не пассивного созерцателя упадка и разрухи, а деятельного борца за сохранение и возрождение родного края. Таков главный, кочующий из произведения в про изведение герой масловской прозы Митька-Футшток (см. примечания, п. 5). Сердце Митьки болит о погибшей Крутой Дресве, и, тяжко переживая её гибель, он словно вбирает в душу боль всех, некогда многолюдных и зажиточ ных, а ныне опустевших и заброшенных деревень Русского Севера. Сознавая себя отчасти виновным в несчастной судьбе «отчизны малой» (см. примечания, п. 6) (хотя уж его-то, кажется, какая вина, разве что —не смог предотвратить, помешать), Футшток борется за сохранение Шестьдень- говой Щельи —деревни, с которой связаны теперь все его надежды на луч шую, более достойную жизнь. В борьбе этой идёт на крайние меры —убивает человека. Внешне —случайно, на самом деле —нет, потому что ощущает себя на войне, а врагов малой родины (одним из которых был, по его мнению, убитый браконьер) воспринимает, хоть, может, и неосознанно, как врагов ро дины большой. Маслов в романе «Круговая порука» и повести «Проклятой памяти» очень резко заостряет вопрос: прав —не прав, виноват —не виноват Митька? И — оправдывает своего героя. 2 4 9