Живой костер Виталия Маслова : летопись воспоминаний / [авт.-сост. В. У. Маслова ; коммент.: И. Б. Циркунов]. - Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2013.

Раздел первый. СЫН ПОМОРЬЯ Последнюю ночь в Мурманске, перед отъездом в Сёмжу, он, уже покой ный, провёл в автобусе на причале судоремонтного завода, у причала которо го стоял атомный ледокол «Ленин». Ну а сейчас каюту его мы не трогаем —она находится в том состоянии, как было при нём. P. S. Атомный ледокол «Ленин» стал на вечную стоянку в г. Мурманске. Теперь это музей. И во многом стараниями В. С. Маслова. Александр Аоханов Проводник культуры Очевидно, мы всегда будем сталкиваться с тем, что останутся некие невос становимые для нас и непостижимые вещи, которые называются мистикой, мистикой личности. В православном богословии личность понимается как сокровенная, только Богу понятная, Богом созидаемая единичность, которая человека делает неповторимым, а также —его образом и подобием Божиим. Когда мы говорим о Виталии Семёновиче Маслове, я вспоминаю мои встре чи с ним. Могу сказать, что это неизреченность и неопределяемость в слове личности Виталия Семёновича присутствовала, собственно, всегда. Удиви тельное дело: человек жил, казалось бы, по тем направляющим, какие мы сей час видели, но его душа развивалась совершенно непонятным, непостижимым образом. И сколько бы ни проводили Масловских чтений, эти тайники лич ности останутся. Как развивался Виталий Семёнович, почему он именно так состоялся? Мы знаем, что вдохновение — это птица очень пугливая. Её легко спугнуть, и потом она вообще может никогда больше не приземлиться на эту душу. Но есть всё-таки моменты, которые действуют притягательным образом на вдох новение —НАДО, чтобы человек состоялся и чтобы он ещё и влиял на других людей. Таким основанием должна служить порядочность человека, его пра ведность, говоря церковным языком. Мы сейчас не собираемся канонизиро вать, причислять к лику святых Виталия Семёновича. Мы должны сказать со всей определенностью, что все те качества, которые его выделяли из ряда других людей, определялись не только Сёмжей, не только его встречами со многими людьми на его жизненном пути, но обуславливались какой-то внут ренней, сокровенной, глубочайшей работой, которая шла вопреки течению. Именно это позволило ему, человеку, который, казалось бы, был плоть от плоти нашего времени или безвременья —как хотите, называйте, —вдруг вот так, почти внезапно, состояться. И при этом не стесняться того, что его мне ние зачастую было не просто неудобным —оно не воспринималось многими людьми. Ну, а о славянском единении тогда, в период жутчайшего разброда, вообще не принято было говорить, и о нравственности тоже... Сейчас мы видим глубочайший разгул безнравственности и —молчим... 133