Живой костер Виталия Маслова : летопись воспоминаний / [авт.-сост. В. У. Маслова ; коммент.: И. Б. Циркунов]. - Мурманск : Мурманское книжное издательство, 2013.

ЖИВОЙ КОСТЁР ВИТАЛИЯ МАСЛОВА в одном номере с ним. В противном случае он отказывался печататься в «Се вере» и требовал немедленно снять роман с публикации, соглашаясь нести за это любую ответственность. Я вновь вошёл в кабинет. Тимофеев сидел за столом, утопая в клубах дыма. Маслов —напротив него, успокоившийся и даже как будто слегка виноватый. —Да ладно, обойдётся. Сейчас позвонят. —Или приедут, —едко пошутил Тимофеев. Виктор Леонтьевич переключился на меня. Стал объяснять, что, как бы то ни было, я должен писать. Пускай не будут печатать. А очевидно —не будут, и долго. Вообще, может, при жизни не напечатают. Но писать надо. Для себя, в стол, для будущего, для Вечности... Зазвонил телефон. Маслов осторожно снял трубку, послушал, что-то бур кнул в нее и уверенно положил. Поглядел на нас —и от души рассмеялся... Журнал вышел с продолжением романа и с большой моей публикацией. Правда, почти все стихи были «порезаны», но всё равно —это была победа. Победа Маслова. Я часто вспоминаю эту ситуацию. Оценивая её рационально, с точки зре ния максимальной гарантии безопасности организации и мурманских писате лей, я всецело на стороне Тимофеева. То, что сделал Маслов, было сделано вопреки здравому смыслу, это не должно было получиться, но у него получи лось. И это был далеко не единственный раз, когда у Маслова получалось то, что всем нам казалось невозможным и нереальным. С малознакомыми людьми Виталий Семёнович был подчёркнуто вежлив и обходителен. Но, по мере сближения с человеком, он уже позволял себе да вать волю чувствам и эмоциям. Ссорились мы много раз, без особых на то причин. Однажды не разговаривали чуть не год, присутствуя при этом на многих мероприятиях, выступая перед читателями. Мирился он внезапно. Сам, без предисловия, подходил и заговаривал, словно ничего и не было. После переезда в Мурманск я жил в помещении Союза писателей, так как никакого жилья у меня не было. Моральный облик мой оставлял желать луч шего, и поэтому почти каждый день начинался с того, что приходил Виталий Семёнович и начинал раздалбывать меня за вчерашнее. Совершенно справед ливо и обоснованно. Но я, естественно, оправдывался и даже порою огрызал ся. Всё обычно кончалось тем, что, хлопнув дверью, я выскакивал на улицу и часок-другой болтался где-нибудь. Когда возвращался, Маслов уже как ни в чём не бывало улыбался и дружески беседовал со мной, словно между нами и не было никакой перепалки. В конце концов я решил положить конец этим утренним «проветривани ям». Стал искать способ. Утром заходит Виталий Семёнович в «присутствие», а я сижу, как мышь, в зале, где ночевал. Стук в дверь. —А ну, выходи! В курилке бардак, посуда грязная, а он дрыхнет! Напако стил, а если кто придёт?! И — неважно, чья это посуда, чьи окурки... Пробовал убирать за всеми. Безрезультатно. Всё равно —утренняя побудка и расправа. По правде сказать, почти всегда было за что, но, если бы я жил не в Союзе писателей, об этом бы никто не знал. 118