Маслов В.С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 2. Мурманск, 2016.
Из р ук в руки 67 нуть - не выйди без рукавиц. Даже вот летом лодку шить - и то нет-нет рукавицы надернет. Открыл глаза как бы удивленно: «Чего оно я рассиживаю-то?..» Встал, придерживаясь за карбас. Дошел до ворот поветных, глянул на реку: время до ходьбы по сеткам еще было. Вложил два гвоздя в губы, взял молоток. В набой, поджатый, но не приши тый, боком уперся. Наставил гвоздь - хлоп! Как влитый гвоздь, будто век тут был. Сразу же второй гвоздь - хлоп! А уж потом загибать изнутри стал гвозди. ...Когда он старуху новую себе привел, посмеивались люди над ним: мол, где такую и выкопал. Всего, мол, наверно, и неграмотных-то было в районе - ты да она, так ее и нашел. Да, Паисий не умел даже расписываться - в школу не ходил, а ликбез его как- то не коснулся. И вот Евлампия, Пеюшка его, возится как-то при людях с керосиновой лам пой, ворчит от шестка: - Ты чего, Паисей, поскупился-то, «Маячину»-то не выписал? - На кой тебе! - отвечает Паисий. - Все равно читать не умеешь! - А чем теперь стекло-то у лампы вытирать? Лет уж двадцать, как районную газету из «Маяка коммунизма» переимено вали в «Север», а и Паисий, и старуха его по-прежнему газету «Маячиной» зовут. Да что - двадцать лет! Два с половиной века, как приказано крень именовать килем, а для Паисия крень - до сих пор крень... Правда, тут и другая причина может быть: ведь кренъ-то - все-таки родное слово, крень-то ведь он и есть крень, то бишь ко рень. Без настоящего корня, без настоящей кокоры, из корня вырубленной, карбас ли, лодочку ли - разве сошьешь? А от креня - и крен, и крениться, и набекрень. Что люди над новой старухой, а заодно и над ним самим посмеивались - лад но, чего ж тут обижаться: на чужой роток не накинешь платок. Другое обидно - ведь и сыновья-то следом, если не передом. И сыновья-то - туда же: на кого, мол, матерь променял! А променял ли?! И кто бы еще за него, кроме Пеюшки, пошел? Кому он - старый да гряз ный, неприбранный да пьяный - нужен? Ведь можно было сказать - конченый!.. И весь-то он, человечишко, - морожено все, терто все да стреляно, заплата ведь на заплате! И мог ли он дальше без старухи-хозяйки? Ведь если и помогала Ия-ба- ба, так ведь Христа ради! Стыдно при живых-то детях. А тут: привез - своя стару ха стала, никакого стыда. Дак чего смеяться? Дай-то еще бог, чтобы другим такую найти, какую он нашел!.. И не сразу он решился на новую женитьбу на старости лет... Поначалу, как один остался, надея была - думал, к себе позовут сыновья-дочери отца-сироту. Хотя прямо сказать - худая надея. Еще при Лизавете было проверено. Перед последней Лизаветиной зимой до того же самого доходило, что и сейчас с Лампеей: и тогда не посмел он на зиму без фельдшера Лизавету в деревне оставить - на бездорожье да на распуту. Поеха ли в Архангельск без зова, еще по воде. Два сына в Архангельске - Ося да Петруха да Тонька-дочь. Приехали. У Оси пожили, у него тогда квартира близко была от парохода, в городе. К дочери в гости сходили. А Петруха, как узнал, что мать с отцом на всю зиму явились, и не зовет даже в гости, даже на вечер! Да и Ося-то хотя вроде
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz