Маслов В.С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 2. Мурманск, 2016.
58 Виталий Маслов А как вернется, бывало, Лисица в деревню, Паисий возьмет да смеху ради до мой лодчонку и вынесет: перевернет вверх дном да на голову вроде шапки - и по топал в гору. А ведь не ахти и мужик, мало что невелик да кривоног, но никогда, прямо скажем, и жилистым особо не бывал. Ну, а Лизавета даже с невеликим Паисием рядом - и то мала. Да и сколько же, однако, она ему детей наносила! Была она в этом деле столь же крута и боевита, как в любом другом. Видеть бы порой он Лизку свою не хотел за это: откуда только из нее и берется-то! Зыбок да кроваток не напасешься, хоть в ту же лодку-полотуху спать вали. А ведь и одеть надо было и обуть всех - успе вай, Паисий, поворачивайся! Но потом - такое случилось перед войной, что никому прежде и не снилось и сниться не могло: оборотилось ребячье нашествие негаданно да нежданно ну прямо-таки манной небесной. Стали за ребятишек деньги платить. Да столь не малы деньги - два года по четыре тысячи огрёб. По тому времени - завальные деньги! И дивились, а может, и завидовали немногодетные многодетным. Старики же поухмылялись в бороду и как припечатали: - Ох, Паисейко! Это уж даже и не промысел! Кит тебе привалил! И добавляли с притворным изумленьем: - Видно, знатной у тебя обрез для такого промыслу! Дом вот этот нынешний на те тысячи даровые поставлен. Поставил - не воз дохнул. И как ни шумела Лисица - а она умела, покойница, шуметь! - срубил он дом по-своему. Передок передком, тут все ладно, как у людей, но двор с поветью - буд то отделиться Паисий от своей Лисицы хотел: низ-двор - ей, а поветь - чтобы ни какого туда сена, никакого бабьего заведенья, чтоб никакого оттуда во хлев, вниз, дырья. И не поветь получилась, а стапель стапелем, верфь верфью... И третьи тысячи получены были. Но это - уже в войну. Написала Лизавета Паисию на фронт, что отдала те тысячи за налоги, а на остатки купила два галстука ребятам. На будущее. Ничего другого в магазинах к тому времени не оставалось. О-хо-хо... Не на четыре военных года и даже не на десять лет жизнь как бы вспять пошла. Так обернулось, что до сейчас одумаешься, и кажется - не через реку-жизнь они с Лизаветой ехали, а через страшенный бесконечный сувой без передыху гребли, где сто разных течений как в котле кипят, схлестываясь и пере мешиваясь, где не знаешь, с какого боку очередная волна ударит. Да ладно, когда хоть какое-то устье, хоть какая-то от шторма затула, хоть какая-то надежда впере ди виднелась. Но ведь часто бывало - и впотемни!.. Да, великая стояла темень, когда они детей своих, едва подросших, неоперив- шихся, на сторону, подальше от родного своего колхоза выталкивали! Правдами и неправдами, любой ценой, надсаживаясь и недоедая, - только бы вытолкнуть - куда угодно, лишь бы прокормились где-то: там, не в колхозе, на любом заводишке, в самом завалящем неколхозном заведенье хоть и не много, а все-таки платили... И ведь сумели они с Лизаветой! Всех, кроме дочери старшей, вытолкали! И опять, как тогда, при тысячах, завидовали, казалось, им люди. Сколь же, однако, темно-то было!.. ...Вот уж и Лисицы своей давно на свете нету. Разве думал, что доведется на восьмом десятке другую старуху смекать? Да уж так обернулось. И жизнь про шла уж, можно сказать.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz