Маслов В.С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 2. Мурманск, 2016.

394 Виталий Маслов бушка по матери. Вероятно, поэтому Иван Андреевич Палисадов бывал в Сёмже в 1928 году, плавал тогда радистом на «Декрете». (Другой брат, Василий, капитан на «Соломбале», был утоплен интервентами вместе с баржей.) И Алексей Николаевич Ружников, полярник, Вами упомянутый, - фигура для меня не бесследная. Десятки раз в Тикси встречались, но что он - мезенских Ружниковых, не знал. И вот как-то по дороге в отпуск, из Тикси в Сёмжу, зашел я по делам к старому нашему постойщику, мореходу Михаилу Прокопьевичу Оку­ лову в Мезени. Он и говорит: у соседки, через стену, сын в Тикси, Ружников Алек­ сей Николаевич... Жена Михаила Прокопьевича сходила в ту половину дома, получила «добро» и только после этого повела меня внутренней дверью из сеней в сени... Оказалась Ружникова-мать в летах преклонных, как, впрочем, и подруга ее, с которой они вдвоем проживали, но ума ясного. Впечатление о матери Алексея Николаевича, об этой очень старой учительнице, осталось как о человеке весьма интеллигент­ ном, свою интеллигентность сознающем. И - как бы некоего глубинного барства едва-едва видимый отблеск. Помню ее фразу: «Получила от Алеши письмо. Наме­ рен машину купить, совета спрашивает». В более поздних бумагах моих появилась, со слов капитана Степанова Игоря Степановича, такая краткая запись, к Алексею Николаевичу относящаяся: «Его отец - артиллерист с броненосца «Чесма» - командир 4-го артиллерийского плу­ тонга. Развод с женой - из-за того, что потерял кольцо». Поразительно, насколько даже и нынешний облик этой женщины соответ­ ствовал строгости ее поступка того времени... Я даже могу представить, как это произошло. И даже, кажется, могу предположить, какой личной трагедией было потом для нее известие о страшной гибели «Чесмы» - в родном порту, на Бакари- це в Архангельске. Сын учительницы и командира плутонга (по-нашему - батареи) Алексей служил до поступления в морской техникум шофером и среди сокурсников слыл, естественно, за человека бывалого и многоопытного. И как следствие той много­ опытности - прозвище, до пенсии его преследовавшее, да и сейчас никем из со­ служивцев не забытое. Помню, стоит весной 1959 года их судно на рейде близ Соломбалы. И вдруг с берега - во всю глотку над всем широчайшим половодьем: «Вахтенный! Позови доктора!» Вахтенный новый, отвечает берегу вяло, после долгой заминки: «Нет на борту такого! И по штату у нас нету доктора!» - «Ну так капитана позови!» ...А всё оттого, что взялся было Ружников со всею шоферской многоопытностью лечить сокурсника, который «впал в худую болезнь от любов­ ной неосторожности», и лечил, пока болезнь не перешла в хроническую... И сидел Алексей Николаевич тоже - дорогу на Воркуту строил. Но уж такой он человек, что даже и сиденье его - явление столь обычное для того времени - обрело по­ том в Тикси и на флоте некий даже ореол. «А вот наш Доктор никогда не гово­ рит, что он не за дело сидел! - гордо шумит матрос со «Шквала». - Артельщик у него на судне проворовался. И начали за это дело капитана по дознаниям та­ скать. И послал он всё это дознание в конце концов куда следует!.. И пришили ему: «соучастник!» - и на десять лет. А выпустили даже раньше - через восемь. «Счастливый, - говорит, - я человек!»... Ну а мать? Разве не легли и эти «счастливые годы» сына тоже - еще одним кровавым рубцом на сердце и душу ее? И, может, тот отблеск, едва видимый в строгих глазах ее, - вовсе и не барства былого след? Может, с высоты всего