Маслов В.С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 2. Мурманск, 2016.

На костре моего греха 385 ривал, сам делал. Чудной такой. Женщины в войну гадать к нему ходили, и он всегда им нагадает, только то, что они от него ждут. И принесут ему кто яичко, кто еще что-нибудь. А жил, смешно сказать, в сарае каком-то высоком, вроде бы как в овине старом». Борис Макарович не знал еще тогда о Честнякове-художнике, гордости на­ шей национальной, и говорил о деде Ефиме с улыбкой всепрощающей и как бы даже со снисхождением добрым. Таксист мурманский Смирнов Иван Иванович. Тоже кологривский, из Вар- деиги. 1927 года рождения. Уехал с родины тридцати лет. Последний день ноября 1985 года. Дорога до аэропорта неблизкая. И вот как-то вышло, что Иван Иванович тоже о Честнякове заговорил. Но если, повторяю, Борис Макарович говорил о деде Ефиме хотя и тепло, но как бы снисходительно, то Смирнов говорит - с великим уважением. Может, оттого что известно уже ему теперь - что ж такое был Честняков, и слава честняковская уже безусловно земляков-кологривцев греет, и в то же время - все еще изумление перед тем превращением, преображением, что на его глазах с Ефимом стряслось после смерти, - тем более что жил с дедом Ефимом какое-то время в одной дерев­ не, видел его постоянно и даже порой по-ребятишечьи потаенно. Смирнов Иван Иванович подтверждает: да, ходили к Ефиму Васильевичу бабы, и вправду - вроде бы погадать. А потом рассказал то, что поспешил я запи­ сать, едва в самолете в кресле устроился. - У меня сестра очень болела, младшая. Схватит ее болезнь всегда неожи­ данно и трясет. С того началась болезнь, что ушла сестра как-то зимой на улицу с ребятишками играть - почти не одетая - и до того забегалась и озябла - почти замерзла. И никакие врачи не помогают, не могут. Бабы говорят матери: «Сходи к Ефиму Васильевичу!». Мать потом и пошла. А жил он, вы ж знаете? - как в ови­ не. Ответил матери: «Ладно». И забыл. А сестренка подрастала, в первый класс пошла. Болезнь - всё то же: даже в школе иной раз схватит и трясет, так трясет!.. И вот, копаем мы картошку у своего дома на задах. Там же - печура, картохи печем, хорошая работа. И видим - Ефим Васильевич идет. Он всегда с такой тележкой ходил, не знаю уж, что он в тележке возил. Глядим на мать. Она подошла к нему: «Вы, Ефим Васильевич, обещали дочку посмотреть». - «Где она?» - «Дома уроки делает, я проведу». - «Не надо, копай­ те, я найду». Пошел, посидел там сколько-то. Что делал, не знаю, но - прошло всё у сестры, не бывало с тех пор. Спрашиваем: «Что он делал?» - «Ничего, - сестра отвечает. - Спросил, как учусь, про всё...» А еще из деревень из Верховья многие к нему приходили. Вот идут две бабы. Одна пяток яиц несет, другая десяток. Одна говорит: «Свой-то десяток оставь, за это дело и пятка хватит». Спрятали они деся­ ток яиц в перелеске - под корень рядом с тропой. Ну и вот... Что им там Ефим Васи­ льевич насказал, что сделал такое, но очень уж всё это бабам понравилось. Отдала одна свой пяток, а другая: «Я, Ефим Васильевич, вот ужо вам еще принесу!» А он: «Не надо мне, не надо. Пусть птички божьи поедят, покорми птичек божьих». Вот так-то! Идут бабы обратно, а яйца - только скорлупа на тропе, все яйца вороны из- под коренья выкатали и расклевали! Вот так-то! Об этом рассказе мурманского таксиста написал я Вячеславу Шапошникову, автору романа «Ефимов кордон».