Маслов В.С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 2. Мурманск, 2016.

370 Виталий Маслов что сам я порой допускал явный перебор в моих оценках (слава Богу, что только для себя). Когда-то, еще молодой, я запаристо заявил: двигатель в настоящей литера­ туре - не честолюбие, а любовь. То же, уже без запальчивости, скажу и сейчас. И главное дело мое всегда было, когда брался за перо, - служение ей. Кто-то ска­ зал, что любить больше, чем Бога любишь, это - идолопоклонство, грех. Я в своем отношении к малой родине и к людям ее, вероятно, - идолопоклонник. Оправда­ юсь ли, когда срок придет? Сладостна эта несвобода - от любви. Но вот тогда-то, когда я познал, осознал и признал эту сладость, я и вынужден был сознаться, что никакой я не писатель. Ибо не литературе служил. Ибо клетка - она все равно клетка, неважно - железная или грудная. Несвобода по собственному выбору - все равно несвобода. Тягостно это признание, и не уверен, что может быть понято. Не дума о литературе заставляла меня садиться за письменный стол, но всегда что-то надо было защитить, о чем-то круто вопрос поставить, с кем-то шпаги скре­ стить, - это и выливалось в романы ли, в очерки ли: использовал я литературу, а не служил ей. Про несвободу, про заданность написанного Федор Александрович при пер­ вой же встрече сказал мне: «Ф. А.: - Я таких умных председателей сельсовета на встречал! (Речь о «Свадьбе»), Я: - Какое это имеет значение? Мне нужен такой!» Федор Александрович - единственный человек такого художнического и ду­ ховного уровня, с которым я мог говорить в открытую, не боясь, что вдруг мельк­ нет оскорбительная снисходительность... Какой потерей, каким страшным горем для меня стала его смерть, - ни лебе­ дей, ни самолетов над Верколой я не видел... Да, мы вроде бы спохватились: ныне, через 18 лет после той встречи в Воло­ где, после того, как улетел в тартарары великий Союз, да и огрызок, именуемый Россией, уже заглянул туда же, слова о государственности стали почти расхожи­ ми. Но кто, какой человек обеспечит это будущее и эту государственность? Солженицынский дворник или Нестор с Киром? Или все-таки Митька-Фут- шток? По характеру Иоанн Кронштадтский дивно схож и с Аввакумом, да и с са­ мим Ф. А. Мне показалось, что Аввакум был принят Федором Александровичем как бы с одной стороны: костер-баррикада, неистовость, мощь натуры, огнеопаль- ность. Ныне тема открыта, пишут много, но взгляд на Аввакума примерно такой же, не стал шире. Ведь даже и В. В., говоря о расколе и Аввакуме, умещается в ту же октаву. По мне же это - лишь видимый лик Аввакумов, не главный. Кроме видимой баррикады, на которой, не сдав ее, он взошел на костер, Аввакум последние годы, в яме, все время подпирал, то ли свалить пытаясь, то ли уронить боясь, баррикаду иную - стену, лишь ему видимую, с дверью туда, где только звезды и нет тягост­ ной опоры под ногой. Ни Ф. А., ни В. В., мне кажется, не разглядели главного (созидающего!) итога Аввакумова - этой двери, которую бесстрашно распахнул