Маслов В.С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 2. Мурманск, 2016.
На костре моего греха 341 кто, из недальнего Долгощелья через море перемахнув, новые себе, в мире и со гласии с семжанами, хоромы возводит. Исполать вам, славнейшие из славных по моров, многовековые соратники и соперники - сёмжана и долгощёла! Да, бывало, даже из Москвы стрельцов присылали, чтобы примирить вас между собой, быва ло! Но разве не вас же, пару веков спустя, поставил вместе, в один почётный ряд, только две наших деревни выделил и поставил знаменитый ныне снова Сергей Максимов в середине века прошлого: мол, вот где настоящие моряки и поморы - за одного тамошнего мужика сёмженского и долгощельского, можно отдать цели ком город, и не прогадаешь... Гудит!.. Ещё и от того радостно, что наконец-то, кажется, впервые за послед ние два года по-настоящему сел за машинку. И сам себе хозяин, волен даже и к те лефону не подходить. А в то же время и грустно: честно говоря, нужен ли я Сёмже теперь? Ведь жизнь тут и без меня уже не угаснет... Может быть, и эта вот моя работа, да и сам Дом Памяти - связующее звено между прошлой Сёмжей и ны нешней - скоро не будут никому нужны, выпадут мякиной, пройдя сквозь много слойные жернова времени? Но пока Дом Памяти сёмженский стоит, живёт, свя- зует и воскрешает. И я пока пишу, должен написать эти мои записки - ради связи и воскрешения - как пояснения, как добавления, как ещё один лист в сёмженскую Родовую Книгу. Потому что я - последний, кто жил в гуще стариков сёмжан, жил одними с ними заботами, и многое успели они передать лишь мне одному, и я дол жен снять с себя этот груз - пока есть ещё силы снять, а не уронить... Ибо пере давалось - не только для меня, но и для всех нас. Поэтому и пишу, хотя и помню о жерновах времени. Ибо не раз бывало в нашей истории, что в самый крайний миг именно мякина нас и спасала. Так что и эти мои заметки, и признания, и воп- ли-призывы мои, и даже личные мои воспоминания адресуются в первую очередь сёмжанам - морякам, рыбакам, землепроходцам арктическим, наследникам паха рей и охотников. А может быть - только им и адресуются. Ну а если окажется что-то общеинтересным, то в той лишь мере, в какой близки сторонним людям беды и надежды сёмжан. А коли и вправду выпадет мне наказанье и не приведётся мне больше увидеть Сёмжу, пусть останутся моим «последним поклоном» вот эти записки. Кое-что в нижесказанном будет, вероятно, понятнее, если, предваряя, скажу о сне, привидевшемся мне в ночь перед началом работы. Это был долгий, но не из нуряющий сон, беседовал я со звонарём старым - из тех, кто и после семнадцатого года открыто говорил о Боге как о Спасителе, кто сумел пройти, не сломившись, и воды, и трубы. Он рассуждал, убеждал, предупреждал, что нынешнее залповое возвращение храмов и монастырей под руку Православной Церкви совершается ради окончательного низвержения Православия. И потрясла внутренней глуби ной последняя фраза звонаря, ради которой я должен был проснуться, чтобы за писать: он произнёс задумчиво, как бы прощаясь, что будет повторять это, «пока горит душа моя на костре моего греха»... «Пока горит душа моя на костре моего греха»... Такой вот бесконечный по вре мени зарок. Сёмженских мужиков расторопными сделала вода - здешние сумасшедшие приливы и отливы: не задержись, не замешкайся, вода ждать не будет! А баб наших расторопными делает печь русская. Но если первое было для меня очевидным всегда, то, чтобы понять второе, надо было остаться в деревне одному - без баб, без пекарни, без хлебного мага
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz