Маслов В.С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 2. Мурманск, 2016.

Проклятой памяти 279 Очнулась окончательно. Успокоиться себя наконец-то заставила. Мысль по­ сле пережитого стала удивительно ясна, легка и как бы объемна - словно в пусто­ те гулкой. «Ведь он, Герман, не всегда был такой чумной»... Неловко стало от этого последнего слова, подумала по-другому: «Такой нёлюдь...» И еще более неловко. «А чем же он чумной, чем он - нелюдь? Тем, что снова молчит? Но ведь он не всегда был такой. И на второй раз он не тотчас после похорон председателя замолчал, как говорят, а уже после того, как Дмитрий в тюрьму улетел, уже зимой. И уж тем более не сразу после того, как отец едва его не убил. Нет, при ребятах и девчонках он и после отцовского деру был сперва почти прежний - и драчун и даже спорщик порой, и глазик недозакрывшийся - все еще косил насмешливо, как вызов. Но что случилось с ним потом, зимой?.. Говорят, кинул он в тот день, вещмешок за спину, вскочил на лыжи, ружье в руку, крикнул что-то матери и - в лес. От одних слышала, мол, «На белку!» - матери крикнул, от других, мол, - «Выдру видели!» Убегал - прежний, вернулся - нынешний. Где он был, что видел, не только Валя, но и никто не знает. Ни выдры, ни белки не принес, да и какие белки, если без собаки ушел. Вернувшись, влез на печь, даже и чаю не попив, а когда мать позвала: «Герман!» - не отозвался. Кинулась будить, а он глядит на нее - дико, и так его, бедного, даже на печи дрожь колотит! Лишь толовой изможденно пошевелил, от чая отказываясь. Накрыла мать пиджаком, побежала за фельдшерицей. Валюха - тогда еще она в фельдшерицах была - прибежала, ткнула градусник - понижена температура, аж чуть не до тридцати пяти. И в то же время - трясет парня. Велела чаю тепло­ го выпить, постараться выпить - не важно, стучат зубы или не стучат. Еще раз градусник сунула - тридцать восемь! А прошло-то - минут пятнадцать. И било его так - то тридцать пять, то тридцать восемь - пока не догадалась успокои­ тельного дать. Три дня чуть ли не в бреду лежал. Когда она пришла в последний раз - вроде почти здоров был, но на вопросы - глядел только, и если б во сне не кричал, могли б, вероятно, подумать, что парень онемел. С тех пор вот он такой и есть - тихий, все как с опаской, слова не услышишь. Ребята-сверстники, пока в армию не ушли, еще как-то пытались с ним на разговор выходить, почти навязывались на дружбу, особенно Горя, хоть и младше, а верну­ лись из армии и стали глядеть на Германа с такой же усмешкой, как прочие мужи­ ки. Кроме, пожалуй, опять же Гори. Раньше Валя часто задавала себе этот вопрос: что с ним случилось в лесу, что с ним вообще случилось, хотя вполне смирилась на новой работе с ним с таким, с новым. И вот теперь, ночью - сон проклятый виноват! - снова: «Что же с ним тогда случилось? А может, он убегал в лес - уже без памяти? Может, он и сам не помнит, где и зачем был?» И неожиданно: «А может, он о чем-то молчит? Разве нет во взгляде его, что он осмысленно молчит! Или - еще как-то? Или он - дьявол?» Удивительно, она не улыбнулась этой своей выдумке глупой, лишь добавила осторожно, уже вслух: