Маслов В.С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 2. Мурманск, 2016.

274 Виталий Маслов старая, опытная, все замечающая, дипломатичная, из тех, кого в Шестьденьговой Щелье почему-то н о т н ы м и зовут, - почувствовала вдруг то, что они и сами не скоро еще поймут: как бы отчуждение, напряжение неясное, которого прежде быть не могло, между Горей и Дмитрием наметилось. Что бы это значило? Ко всем тревогам и печалям Харьезиным еще тревога добавилась, и даже, кажется, не одна. Как же так? Ну пусть Дмитрий даже и понял все. Но ведь он давно уже, даже в душе, от Валюхи отказался. А это тогда что? Неужели, боясь даже и подумать об этом, он - в ревности, в глупости - в этом отречении, в этом нынешнем поло­ жении, еще и к Горе Валю невольно приревновал? А тут - еще почище! - сама Текуса на пороге! - Здравствуйте. Ух, гостей сколько! Слышу - говорко! Давай, думаю, зай ­ ду! Но чтобы - такие гости! Здравствуй, тетка! Здравствуй, Горя! Здравствуй, Митенька... А я ведь у тебя, тетка, не бывала с тех пор, как Окреций от тебя ушел. Харьеза перед тем, как поздороваться и чашку чая предложить, глянула ис­ подлобья, и Дмитрий понял: врет Текуса, вряд ли она тут и при Окреции бывала. А может, он потому так понял, что не хотел, чтобы она тут у Окреция бывала! «Не много ли ты, Дмитрий Матвеевич, хочешь - не хочешь! - горько подумал Дми­ трий. - И разве не ясно: не случайно зашла сюда Текуса, а углядев сперва, что тут и вправду людно, - чтобы не с глазу на глаз в первый раз с тобой встретиться. По­ тому и про Окреция вспомнила сразу, заранее приготовилась, - чтобы его между мной и собой сразу поставить». - Чем занимаетесь? Неужели, Харьеза, крепче, чем чай, у тебя и не нашлось ничего? - Да вот куда-то ведь на постой определить Дмитрия надо. Вышка моя - век свой отслужила, а в другое место... - А другое, - улыбнулся Дмитрий, - может, и не потребуется. Каким бо­ ком я тут приткнусь теперь? Перед всеми, кого тут знаю, перед каждым - вроде как не чист... Наверное, если ничего не случится, надо будет, пока ни на что не за­ вязался и пока снова не посадили, другую дорогу искать. Такой какой-то стал - боюсь, как бы то, что осталось, не потерять... Да и по женской части... Перезрел. Ходить кругом да около, в глаза потихоньку заглядывать, - уже не по мне. Вынь да положь сразу. А разве можно! Ведь все - люди. В город надо, где бы, как в лесу, не стыдно. - А кто тебе здесь мешает? Улыбнулся просто: - Ты, Текуса. Ты же понимаешь, что, кроме тебя, я ни к кому здесь не пойду. И к тебе - тоже. А так-то бы... Если б пошел да если б взяла меня, - на этом бы моя жизнь, наверно, успокоилась. А вышло - нет. И сам не знаю, сколько развилок у моей дороги и где свернуть. Какая тропка - к роднику, а какая - в рассоху гнилую. Он сидел на своем старом привычном месте - глубоко за столом, встать не мог, и если взглядывал на Текусу иногда, то - снизу вверх. И вот уже - усмешка вместо улыбки: - Говорю, и самому - аж тошно! Ты умница, что сюда зашла, а то просто не знал, как тебя встречу. Сегодня перед тем как на улицу спуститься, десять раз из гостиницы в окно посмотрел, - не то жду, когда пойдешь, не то боюсь, как бы не встретиться. Одно зря - зачем ты так сына-то назвала?.. И еще зря - пожале­ ла бы молоко, в каждого прохвоста ведрами не накидаешься. Как и куда я завтра