Маслов В.С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 2. Мурманск, 2016.

206 Виталий Маслов - Чего, дурачок, стоишь? Не стыдно? - почему-то шепотом, почти без испуга спросила она, высунув из-за занавески лицо. - Что тебе? Переступил. - Ничего... Я не глядел... Я только - как бы бульканье... Ничего... И ушел - будто растаял. Одевалась - дрожь бьет. Отчаянная дрожь, как бы испуга продолженье, коло­ тила ее: «Господи!.. Фу!.. Сумасшедший-то!» Крикнула, благо никого, кроме них, на ферме в этот час не было: - На коров на своих смотри! Домой прибежала - так голова разболелась, оторвала бы да выкинула. Прочь от Косого бежала, а оказалось - не только сегодняшний, но все прежние взгляды внимательные его как бы снова на себе чувствовала. «Вот дурак-то! Вот беда - идиот-то!» Еще ни разу никогда никто не напугал ее так. Даже гибель брата, - там было все открыто и понятно: и горе, и отчаянье, и забота о матери, а тут некое громад­ ное пространство в душе, в самой глубине ее разверзлось, - не пустое, не звучное, а осязаемой густоподвижной тревогой переполненное, вроде бы как полосы ту­ манные холодные по ясному и еще более холодному, - оттого, наверное, и дрожь... Валюха и вправду всегда, давно уже, считала Косого немножко, а может быть, даже и не немножко, помешанным, - его незаметность и даже как бы бесплот­ ность, а вдобавок и полнейшая бессловесность уже с самого начала поставили его в положение на ферме странное, почти смешное, и если б вот не это ощущение его ущербности, давно бы почувствовали все на ферме, что ведь именно от Косого в первую очередь удивительно добрая обстановка. Если бы он не т а к о й , его б давно поощрениями и грамотами завалили, а он у них - настолько незаметен, что его вроде и поощрять не за что, само собой все идет... К утру вроде бы успокоилась, и тем не менее неожиданная разверзнутость странная в душе осталась и настолько чутко отзывалась на все и так порой трево­ жила, что, можно сказать, жизнь у Валюхи сменилась. А Косой - все тот же. Не подошел к ней после этого. Хотя глаза отводить стал. Кажется, мысль какая-то и чуть приглушенная и тем не менее радостная была во взгляде. А может быть даже, что и отблески некоего превосходства непонятного, что ли... И продолжалось бы так, может, до бесконечности, если б она вдруг сама че­ рез десяток дней не сорвалась, не подошла решительно: - Ну что тебе надо? Что ты привязался?! В глаза в упор посмотрел, и опять то же самое во взгляде: радость странная и беззащитность. - Ну что ты?! - уже крикнула Валюха, и вдруг в слезы: - Что ты пристал?! Не возмутился, не удивился, глядел на нее неотрывно. А под конец - вроде усмешка губы тронула, на миг единый: - А люди - слепые... И все. И стоял перед ней - не от мира сего, и вправду - дурачок. И когда она отвернулась и пошла прочь - не пошевелился. С тех пор Валюха больше не начинала разговора с ним, и он, разумеется, тоже. А к взглядам его привыкла, замечать перестала. Так все и шло. Хотя пустота, что в глубине души тогда открылась, совсем не исчезла, как бы постоянная насторо­ женность непонятная осталась. Настолько настороженность, что когда просто так,