Маслов В.С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 2. Мурманск, 2016.

204 Виталий Маслов Николаевич. Вот когда очевидна стала цена подвига твоего, поднявшего деревню, почти укокошенную, против унизительной уничтожающей неперспективности. И кому как, а Горе, когда вернулся из армии, показалось, что жизнь после по­ явления Толи Фокина явно стала налаживаться. Да и теперь все было бы ладно, если бы... Ну кто бы вот подумал: Валюха чуть ли не замуж за Косого идти готова!.. Делать в коровнике больше было нечего. Вернулся на улицу, на ту же дорогу тракторную, остановился, на деревню сзади глядя. «Еще к Валентине к самой схо­ дить? Как это глупо!.. И все-таки... С чем я Митю встречу?» Однако - только ли забота о Дмитрии угнетала Горю и беспокоила? Не тепли­ лась ли в самом Горе глубоко упрятанная надежда, что и его личные дела с возвра­ щением Дмитрия Воронина как-то решаться будут? Ведь ему уже двадцать пять, а завтрашний день как был закрыт для него, так и закрыт пока... И другие парни тоже надеялись: Дмитрий что-нибудь придумает, перевернет. Как уверены были - ста­ рый Фокин что-нибудь да придумал бы! «А вот теперь - Косой дурак вмешался, - растерянно, без злости думал Горя. - И Дмитрия обидит и, может статься, обойдет теперь Дмитрий деревню стороной... Да, сколь ни глупо покажется, надо к Валюхе зайти поговорить: и я уже не маленький, и она - перестарок. В чем дело? Уж если столько ждала, то сейчас-то, под конец, с чего вдруг завыкаблучивалась?» ГЛАВА 4 Ну кто же выдумал, что она Дмитрия Воронина любила? Провожал? Да! Но она ли в дом его пустила? Не бывало ж такого! Не позволила. А то, что он при всех на угор взлетел и что-то ей, полоумный, сказал, так она-то при чем, это ж его дело!.. Да, мужик он, конечно, видный, и память о нем в деревне пусть и раз­ ная, но осталась. Но то - в деревне, а какую он конкретно Валентине Опариной память оставил? Брата убил! Так неужто она за это должна была его полюбить? Но деревня выдумала, деревня поверила, и вот, если до Митькиного первого приезда в Шестьденьгову Щелью и при нем тоже - отбоя от ухажеров не было, то после того, как Митьку увезли и посадили, - вдруг как бы полоса трепетная вокруг Валюхи. И сколь же внимательны стали люди к каждому ее шагу! То, что оказалась Валюха на аэродроме, когда он улетал в последний раз, - даже это угля­ дела деревня и по-своему истолковала! И даже Текуса, матерью став, как бы в тень себя отодвинула, оставив Валюху наедине, на острове, от ребят шестьденьговских Митькиным именем отгороженную. А ведь она, Валюха, ничего не обещала! Ни ­ кому. А уж Митьке - тем более! И вот - тридцать лет ей! Тридцать! Годы ушли, а она - все в этом круге. И уж хотя б написал он ей, если так. Так нет же! Текусе - да, о чем - неведомо, но было от него письмо, а ей... Да и вправду, - с какой ста­ ти?! Но - тридцать!.. Жизнь-то ведь, считай - где уж! Еще три года, и, как Текуса, на все плюнув, ребенка смекай, чтоб в одиночестве растить, чтоб навсегда остаться д в у п о л о й , как едко и зло мужики матерей-одиночек окрестили, - в том смыс­ ле, что они и за мать, и за отца сразу. Смеялись когда-то, что Текуса - растакая она! - открыто на собрании сказа­ ла, мол, иной раз на быка с завистью посмотрит! А ведь и сколь она, безоглядная, была права! Теперь-то уж, столько лет в ветеринарах, успела поверить Валюха в Текусину правоту безобразную... Каково-то живому человеку не думать о себе, как о живом, если по работе ты все время, порой до упаду, продолжением жизни