Маслов В.С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 2. Мурманск, 2016.

190 Виталий Маслов и сорвался он с места, благо и «химия» для него уже кончилась. И ухватив пере­ горевшую ниточку за кончик горячий, принялся выбирать ее судорожно, память обжигая. Будто к якорю, на родине брошенному, подтянуться хотел... Как к ней на угор от карбаса сенокосного вылетел и в любви, сумасшедший, прилюдно, счи­ тай, признался. Как, в тюрьму улетая, не уезжать никуда из Шестьденьговой Ще- льи просил. А ведь и вправду казалось, что ниточка та была - лишь как память о воле добрая. И вдруг - замуж... Но - стоп! Стоп! Подлетает вертолет! Или, Дмитрий, рви якорь-цепь, по­ скольку вряд ли в твоих силах выдрать из грунта якорь свой, или отпускай! Иначе кончик нити-цепи, обгоревший и затвердевший, в миг последний так по душе тво­ ей хвостанет - дух вон! Замуж Валюха Опарина выходит... Отпускай же! Но что это? Не полетел вертолет прямо к аэродрому, а отвернул вдруг чуть влево. И принялся забираться вверх, все выше. И, похоже, не через Кокуру-ре- ку, а севернее, через Кокурскую губу лететь собирается. Вероятно, безопасность того требует - перед полетом через широкую воду высоту набрать. И столь дале­ ко с этой высоты видно! И до самого краешка туманного - все знакомое. Слева, на севере, уже в море, большой остров синевато мерцает... Из родной Крутой Дре­ свы на тюленьи промыслы в прежние времена туда ходили, и Митька с детства - столько о нем слыхал! Реберит-переливается вдали остров. А сама морская губа вместе с Кокурой-ре- кой, если сверху смотришь, - будто рюмка громадная на ножке, в которой тот островок синевато плавает-тает. Встал, глянул через открытую дверь, через плечо летчика на карту: и верно, рюмка. Правда, в самом устье Кокура-река чуть-чуть вправо мысом Лешаком отодвинута, и ножка у рюмки тут как бы надломлена. Но даже и это - снова напомнило Митьке... О настоящей рюмке со сломанной ножкой, - крохотной, старинной, - вдоль ножки сломанной было для прочности привязано что-то и белилами закрашено густо. Стояла рюмка та перед старейшим из стариков в последний Митькин вечер шестьденьговский и казалась намного древнее, чем даже сам этот старик - дед Гори Рыжего. С великим трудом припод­ нявшись у стола, при двух стариках свидетелях, сказал он Митьке на прощанье заветное тайное слово... Как так случилось, что последние три старика, во всем Поморье последние, уже готовые унести это, лишь ими знаемое, Слово в могилу, вдруг решились и призвали его, Митьку, в свою скрытную, трижды занавешенную избу-бокову- ху? Чем тронул он их душу, почему именно ему, потюремщику, доверили то, что до этого, за сорок с лишним лет, никому не рискнули доверить? Доверили. И Сло­ во потрясло и перевернуло Митьку. Не случись этого, десять лет, прошедшие с тех пор, были бы для него совсем иными. Доверили. И тем возложили на него, душе­ губа, тяжесть неснимаемую. Радуясь, что призвали его старики, своим признали, Митька горько думал, что останется он со своею тайной навсегда один, ибо вряд ли доживет кто из тех трех стариков до его возвращения, А один, без них, передать кому-нибудь это Слово он был не вправе. Впереди, за вертолетчиками, подплывал восточный берег губы. Жаль только, родная деревня - не прямо по курсу, а далеко влево на берегу остается. Есть ли кто сейчас там - в списанной и закрытой?.. Глядел туда, переходя от иллюмина­ тора к иллюминатору, пока и из самого заднего не стало ее видно... И вот уж - все