Маслов В.С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 2. Мурманск, 2016.
Проклятой памяти 189 на попутном!» И вот... Говорят же, что под лежачий камень вода не течет... Сказа ли: «Бери быстро билет и бегом к вертолету! Успеешь!» Внизу, совсем близко, Верхняя Дикуша впадала в Шестьденьговку. Две свет лейшие, две дорогие речки, настолько дорогие - аж... Лучше Митьки никто этого не знал, потому что до сих пор никто из людей, кроме него, за эту красоту и чисто ту с оружием не вставал... На развилке речном, на мысу, полоска для самолетов в лесу вырублена, близ полоски - строенье заброшенное, бывший склад рыбоком- бинатовский... Все это Митька знал. Вертолет взял правее и полетел низко-низко над ржавыми, как бы ползучи ми топями болотными. Теперь уж вот-вот первые сосенки покажутся, перелески поперек пути самолетного вытянутся, потом за ними труба заводская вырастет, а там уж, за лесобиржами заводскими, и сама Кокура-река великая, главная река района, из-за обрыва блеснет. Домой... Хотя вроде бы - а что дома-то? Ладно, пока мать была жива, пока письма ее, от слез расплывшиеся, прихо дили. Страшные письма. Потому что никто лучше Дмитрия не знал: прежде даже в самом невыносимом горе глаза материнские лишь подсыхали мертвенно, но не влажнели. Да еще брат Тихон... Отвернувшийся от Митьки после суда. Тут же в Коку- ре, в райцентре, только в другом конце города, своею семьей живет. Ни в тюрь ме, ни на «химии» Дмитрий о брате не вспоминал, да и сам брат не давал повода вспоминать о нем. Лишь однажды, будучи на обследовании в областной больнице, приехал Тихон в Цигельмен, благо неподалеку, но посидели они на лавке под то полями близ заводского забора с полчаса - слова не обронили. Так кто же теперь для Дмитрия остался здесь - не только в Кокуре, а и во всем районе? Текуса... Те-кусану!.. Повернул лицо к противоположному иллюминатору, отразилось в стекле - строгое, осунувшееся, потемневшее. Нет, Шестьденьгову Щелью уже пролетели, не только реки Шестьденьговки, но и леса шестьденьгов- ского за болотами уже не видать... Текуса. Зазноба одночасная шестьденьгов- ская. Сразу же, едва поняла, что понесла от него, тут же, радостная, оттолкнула его от себя решительна. Еще до Митькиной беды, до суда. На его единственную записку из тюрьмы: «Как ты там?» - ответила, ему показалось, чуть ли не с не навистью: «Чтоб никаких писем!..» О том, что сын родился, Митька узнал по том уж, случайно. И записала она сына Николаем Николаевичем, а по фами лии - Митькиным. Николай Николаевич - это понятно: чтобы тезка покойного председателя колхозного, а вот фамилия... Да кто подумает, что это - в честь отца-потюремщика! Людей с этой фамилией на Кокуре - что твоих Личутиных, что твоих Ружниковых... Вроде бы как и долг Митьке отдала, но так, чтобы даже и не догадался сын. И еще оставалась для него в краю родном, в той же Шестьденьговой Ще- лье, та самая Валюха, Антипу сестра, Валюха нецелованная. Ниточка. Настолько тоненькая, что даже самому ему порой неразличимая. Все эти годы она, теплая, к душе его осторожно прикасалась, о жизни напоминала. Валя Опарина. А может, уже и не Опарина. Потому что ниточка та осторожная вдруг как бы капроновой стала, - вспыхнула, расплавилась, сбежалась в капельку огненную и... Замуж Ва люха выходит!.. И пала та капелька прожигающая в душу. Вот из-за этой-то боли
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz