Маслов В.С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 2. Мурманск, 2016.

148 Виталий Маслов хотелось как можно скорее вспомнить, ответить, разделаться с этим проклятым мучительным «А где?» и снова безраздельно в своем самом больном утонуть?.. Как бы то ни было, вместе с хмелем беды и заботы главные если и не улету­ чились совсем, то как бы отсоединились, отодвинулись, отстали - вроде бы чужие сделались. Да и весь мир тоже. Кроме вот этого, неподвижного, ночного, который только и остался для него... Но странно, неожиданная освобожденность or бед прошлых и будущих не принесла облегчения: темная муторность, бездумная и холодная, давила, дави­ ла, и от тяжести этой мертвой даже то, что близко, рядом, становилось неосязае­ мым - и отмель, на которой застрял, и карбас, и даже собственные руки... Часы беспамятья обернулись как бы расстоянием до всего, чем прежде жил. Вроде как за глухой двойной рамой мутной все прежнее осталось. Вроде бы и не касалось уже Паисия. Только небо - как раньше... Ясное, но как бы тряпки марлевые по нему небесным ветром раскинуты. А неподалеку от карбаса, сзади, белый огонь на воде ярко и холо- дяще-размеренно вспыхивал, и казалось, что не мигалка за спиной путейская, а оно, небо, пульсирует. Будто путейцы свою лампу к той же единой небесной батарее при­ крутили: вспыхнет огонь за спиной и посадит напряжение - едва светится небо. Приложил к вискам рукавицы, не то от света путейского прикрываясь, не то боль в голове успокаивая, и увидел: низко-низко, над самой кошкой, далеко впе­ реди, флагбуй огоньком помахивает - звезд не ярче. И тут же, вдруг, - неожиданно, резко - какие-то глупые слова, неужели слы­ хал где или приснились: «Вывезли бы к флагбую да выпружили!» Будто вихоря страшный удар - полетели стекла со звоном из двойных рам! И столь этот звон пронзителен-то ли уши рукавицами закрывать, то ли глаза от осколков! Застонал Паисий, запрокинувшись, - не просто голову стянуло, но во всем теле невыносимой острой болью все - и вчерашнее и позавчерашнее, про­ шлогоднее и позапрошлогоднее - отозвалось. «Вывезли бы...» - Деточки! Вы-то! - не то подумал, не то крикнул Паисий. - Как же я вас родил-то таких?.. Храни вас господи!.. За какие грехи, отчего у нас - не как у людей-то?.. Трифоновы сидели, дак... Дак ведь подумать надо - чего еще ху- же-то?! Они отсидели и воротились, а вы-то?! Если бы вы в тюрьме, дак я-то бы - христа ради... А сколь я и глупой-то - о чем думаю-то!.. Деточки!.. Но от­ чего Ксенофонтовы-то дети воно - по-людски, по-хорошему? Ведь сам-то он и пьет, и матюкается, и женка его ест!.. Как я Истополю-то завидую!.. Где я провинился-то так?.. Беда... Женился другой раз... Беда... Помереть бы лучше... И все было бы!.. За причитаньем не то забываться, не то успокаиваться стал, но тут снова оби­ да и злость - столь больно и высоко, что, кажется, хлопнись вниз - и вдребезги: - А что было бы?! О-хо-хо... Ну вот, полежи, Паисий. Полежи, Назарович. Стоном ли горю поможешь? Лишь изведешься еще больше. Поберечь себя надо бы - для себя и для Лампеи. Ведь и вправду, а что было бы?.. Вытер глаза, вздохнул отрешенно, опустил безвольно руки. Огляделся уже по-другому, все видя и ничего не видя и не в небо, а в себя, в свою жизнь всматри­ ваясь пристально и вроде бы беспристрастно, как бы со стороны.