Маслов В.С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 2. Мурманск, 2016.

132 Виталий Маслов И какое-то странное ощущение было - вроде бы до сих пор он не рядом с этими людьми жил, а где-то в другом, чуждом им мире, во времени в другом... От Каменской лесобиржи до Мезенской губы только одна речка слева в Мезень впадает - Чеца. К устью Чецы деревенька притулилась, близ которой и по Мезени, и по Чеце - поженок и пожен полузаросших, и глухомань, и раздо­ лье. Яков любил ездить в те места по грибы-ягоды - в первое время после войны всем семейством сено тут для своей коровы по кустам собирали, знакомы здесь были и ближайший ход от берега до грибов, и каждый прислон - с пожен в бор подниматься, и малинники, и смородина. Пристал не к деревеньке, а чуть дальше вниз проехал, где грибниками меньше хожено. Однако хожено или не хожено, а такой уж год выдался, даже здесь грибов нету, едва на суп наломал. Пошел обратно к карбасу, чтобы в пожнях, близ берега, малины, если есть, побрать, а потом, с зажилой водой, и в Каменку отправиться. Побрал малины, недолго, но хорошо побрал, вышел на реку глянуть - что дела­ ет, и видит: здесь же, почти что на самой малой воде, еще один карбас приткнулся. Подумал: «Скоро вода придет, а и якорь не выброшен, и человека не видно. Странно. Разве в деревню зачем убежал на минуту?» От приткнувшегося карбаса до кожевниковского было по берегу шагов двад­ цать. Пока вода прибылая эти двадцать шагов затопит, можно еще ягод пособирать. Однако едва в кусты зашел - разговор на берегу. Выглянул - из чужого карбаса человек на берег через борт спускается, можно сказать - переползает через борт. «Ладно уж - на сухом берегу, - с болью подумал Кожевников. - Но ведь и к морю пьяные ползут! Каждый год тонут, и все равно!» А Паисий постоял, держась за карбас, потом, едва устояв, двинулся зигзагами по берегу. Сперва вроде наверх, к траве направлялся, а пал взгляд на кожевников- ский карбас - туда генеральный курс взял. Пришлось идти и Якову - мало ли что может столь пьяный человек в карбасе напроказить. И Паисий вроде узнал его, сразу же: - А! Ты это... Все вы - еретики! Может, один Ксенофонт, один Фоха... Да Исто­ поль с Иванком... Да Кокуй!.. Вы пошто так меня, старика, обидели-то?.. Ты, беле- юшко, скажи мне, пустому человеку... Махнул рукой: - Все вы... Забыл?.. Я какой-то год семгу плавал... После войны!.. Тебе при­ нес... Ты досками на бирже командовал... Досок - лодку сошить! Семгу принес - не взял, погрёбовал!.. А!.. Домниха-Кокуй! Запихали сейгод в землю Олексенку ейну... А нас-то! Нас-то кто запехат?.. Белеюшко!.. Говорит, а руками водит бессмысленно и взглядом по сторонам шарит. И вдруг - ухватился за карбас. И глазами, полными пьяных слез, маленькими, красными, на Якова умоляюще глянул: - Ежели мы никому... Слеза по щеке сморщенной покатилась и в щетине белой застряла. - Ежели никому... На флагбуй нас, белеюшко... На флагбуй... Да выпружили бы!.. Где поглубже... Еретики вы, белеюшко, все... Облизнул губы: - Все-е-е! И снова: