Маслов В.С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 2. Мурманск, 2016.

Из рук в руки 105 «Не существует, спорим, такой женщины, которую нельзя было бы совратить, если три условия налицо: желание твое, время, деньги или хлеб!» Тогда такое ди­ костью показалось, не то что теперь. Ударили по рукам!.. Конечно, обмыли мы это дело слишком. Слишком! А и не зря, - ведь я свою-то в тот вечер сосмекал: прие­ хала сюда промеры делать, глубины на карты наносить. - Так, говоришь, ни один на отца-то не похож? - засмеялся Ося. - Ни один! Обнимешь, бывало, в углу. А она вроде бы как горбата... Дверь из горницы, снова прикрытая Пашей, опять резко распахнулась: - Заткнись, пугало! А то порассказываю! Связалась с тобой! Не похо-о-ож! А твои-то на тебя похожи?! Где они, твои-то?! Много ли наделал? Зюзя! - Да закрой ты! Слова не дашь сказать! Но Тося уже сама захлопнула, уже из-за двери: - А вы, Иосиф Паисьевич, выбирали бы выражения, что говорить! Пьете вме­ сте и хозяина гадом называете! Не такой уж вы и пьяный! - Закрыла, и ладно! - негромко успокоил Паша и улыбнулся радушно. - Гад - так и гад, это ничего не значит. - Ну, не гад, извиняюсь. Но все-таки как ты, такой мужичина, такой бык, су­ мел фронта избежать? И сумел ведь тогда как-то в гору пойти?! - А что я - хуже других? Вот ты, спасибо, прямо сказал. Но я постоянно чув­ ствую: за глаза обо мне - всякое! А наплевать! Надо быть выше! И не трудно!.. Говоришь, где я в войну был? Война - везде была война! Поколесил я по району. Нету избушки в лесу самом дальнем, где бы... - В каждой, говорят, глухой деревне взаймы ты тогда набрал. И что старухи уже помирают, а заемно от тебя так и не получили. И что интересно: время было ой-ой, а для тебя даже хлеба взаймы не жалели! Уважали? - А как же! - ответил Паша упрямо, почти вызывающе, он понимал Осину въедливость. - И насчет лагунов твоих - было! Ну и что, если не всем хлеба-са- хару доставалось одинаково?! По заслугам, по ответственности! Поддерживаю! Иначе - где стимул? А впрочем - тити-мити!.. - Оправданья ищешь! - Оправданья? Нам ли оправдываться? И не твои это, Ося, слова! Знаю, что не твои! - Да уж... - кивнул Ося. - Если бы ты все слышал! Смеются: «Вашего-то Пашу всю жизнь выдвигали, повышали. И доповышали! Спихнули сперва в председатели колхоза, потом - в порт, в камеру храненья, потом...» А ведь интересно было: подни­ маюсь как-то в Каменке на причал и вижу - твоя рожа в камере во все окошко! Странное наслажденье испытывал Паша, внимательно вслушиваясь в непро­ стительную Осину наглость. Сжав зубы, как бы переплевывая своим терпением Осино хамство, ждал, что же еще гость выдаст, о чем еще известит. Наконец, с усмешкой хмурой, ответил: - А в камере храненья все-таки лучше было, чем после. Все-таки лучше, чем портовские тряпки вшивые перебирать. Кастеляншей сделали! Заступиться за меня некому, боятся, а унизить... Даже знаю, кто меня - в кастелянши! Кто злост­ ное вранье про меня распускает - тоже знаю! Да руки у меня коротки! Пашин голос - сиплый, прокуренный до затхлости, натуженный и приглу­ шенный из опасения, что Тося услышит, - как-то очень уж не вязался со смыслом того, что говорил Паша, и это мешало принять его слова всерьез.