Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

96 97 Виталий Маслов Свадьба – Ну-ну... Иван Константинович... – Фомич пожевал губами. – Которой? Ме- ханик? – Вовсе ты память потерял! Тот уж два года как женат. А этот – капитан с «Боцмана Воронина». Помнишь? Фомич прищурил спрятанные в глубоких провалах глаза, брови насупил: – Ежели своих капитанов не помнить, без головы нать быть, а не без памяти. Сказал бы сразу – «Навага»! А то «Воронин, Воронин»! Будто в списке для голо- сованья... Берет-то кого? – Паньку Мелехову. Семёновну. Сеньки-Кренях 1 дочерь. – Ну-ну... – кивнул Фомич удовлетворенно. – Жениху-ту уж за тридцать, на- верно, далёко. Костю-Навагу на действительну незадолго до финской провожали, дак Иванко-то ишо без штанов, а уж по подгорью летал... Далёко за тридцать! Вре- мя подошло – чего волынить? Парасковья-то скольки годов? – Считай. Восьминадцати школу кончила да пять – в институте. В самой раз. Да и своя, надежна. В нашем деле... – Евгений Степанович кашлянул. – В Ивано- вом моряцком деле это ведь тоже... Фомич поглядел на потертый чемодан Евгения Степановича, на блестящие, с длинными голенищами сапоги, в которые земляк был обут, заключил: – На свадьбу... Значит, середи пустой деревни – свадьбу... Помолчал, добавил: – Не тяжко будет? – Пуста, да своя! Иванко сказал: «Будем играть в отцовском доме!» Мужик он креневатый – на своем настоит. Недаром девку из креневского роду берет: по себе сук рубит. Да и пуста ли? Родня съехалась и с жениховой стороны, и с неве- стиной – полна деревня! – Кто откажется домой съездить!.. Отпуска. И лето ишо не совсем закатилось... Фомич потыкал батожком по песку, повернул к тропе, ведущей в гору. – Поехали вместях! – ещё раз пригласил Евгений Степанович. – Садись в карбас! Видать ли ишо на веку крутодресвянску свадьбу? Не оборачиваясь, покашлял Фомич, сказал совсем тоскливо: – Может, и не видать... Не только свадьбы – деревни своей... И тихонько, с остановками, стал подниматься по крутой красноватой тропе. Евгений Степанович вырулил на середину Мезени и направил моторку по течению. А когда оглянулся, увидел на обрыве прислонившегося к высокой бе- резе сгорбленного старика. И таким он показался одиноким, бесприютным, что запершило у Евгения Степановича в горле... Не заметил, как завод с лесобиржей и наплавными дамбами позади остался, как показалась из-за соснового перелеска Морозилка со своей безоконной, слепой коптильней. И очнулся от раздумий лишь тогда, когда увидел, как, размахивая головным платком, бесстрашно бежит с крутика к реке простоволосая, в зеленом пальто женщина. Еще одна женщина, маячившая на обрыве, пошла к пологому спуску, а не покатилась следом, и по широкой тяжеловатой походке Евгений Сте- панович узнал в ней племянницу Екатерину Воронину. Он не осознал ещё, что к чему, а румпель уж прижался к борту, и не успели женщины добежать до воды, как карбас развернулся против течения и осторожно коснулся берега. Екатерина перенесла обутую в туфли попутчицу, привычно взялась за носовой канат, напра- вила карбас по течению и, подпрыгнув, села на носу, чтобы ополоскать сапоги. 1 К р е н ь – русское название киля. Сохранилось в словах «крениться», «крен». Здесь – прозвище. – Здравствуй, дядя! Я – с биржи. Аполлинарья – сразу из пекарни. Побежали сюда наперехват. Все равно, думаем, кто-нибудь да поедет на свадьбу! – Здорово, бабоньки, здорово... Волна от карбаса то разворачивается широким веером – аж вполкруга – и тянется так, и тогда Евгений Степанович тревожно наблюдает за ней, не снимая руки с регулятора оборотов, то веер складывается за кормой в длинный островер- хий конус, и старик разгибается, глядит вперед спокойно, задумчиво. Вот на бакене, обсохшем поодаль от штатного места, взгляд задержался, и ду- мает старик, что обязательно об этом бакене лоцманам сказать надо... Вот далеко справа, за обнаженными рябоватыми отмелями, нежилая деревня едва различимо чернеет на лесном фоне, и уже в другую сторону неторопливые стариковские мысли: «Бывало, едешь – издалека окошками запоблескиват! А сто- ило последнему жильцу выехать, и за одно лето стеклышка целого не осталось: беспризорна – беспризорна и есть...» Женщины сидели на средней банке, спиной к корме. Сидели сначала не- подвижно, отдыхая и остывая после быстрой ходьбы, потом раннее утро и бли- зость воды дали знать о себе: Аполлинарья подняла воротник, Екатерина достала из чемоданчика теплый платок, накинула на голову, спрятала концы под белесую от опилок фуфайку. А когда из-за высокого каменистого мыса, прикрывавшего реку слева, дохнул морской ветер, Аполлинарья обхватила грудь, поежилась, и под просторным пальто обрисовалась гибкая сильная фигура. Евгений Степанович приметил эту гибкость и силу столь для себя неожиданно, что аж рот и глаза приоткрыл : «Змея-а-а!..» Улыбнулся, опустил глаза: «Ишь ты – молодой молодец!» Достал из-под сиденья широченный суконный совик, кинул женщинам. – Спасибо, дядя Евгений! На сей раз дядей назвала старика Аполлинарья. Однако племянницей она Ев- гению Степановичу не приходилась. Да и знал он её мало: школу кончила, пекари- хой в Крутую Дресву вернулась, на ту же работу при заводе устроилась... А вот по Екатерининой непригретой жизни давно у Евгения Степановича сердце болит. – И веселяшша, и боевяшша, и лицом красна, – говаривал он, – а нету сча- стья бабе. Мужиков – поровенку ейну – всех повыбили, а кто и остался, дак ей не достался. За худого не вышла и по рукам не пошла – хорошо. А легко ли? Ведь живой человек... Когда карбас пересек залив и на правом, теперь уже обрывистом, берегу пока- залась ещё одна деревня, дыхание моря сделалось долгим, непрерывистым. – Вода в голомени на прибыль покатилась, – сказал Евгений Степанович, подставив ветру щеку. – А мы в аккурат супротив Сёмжи. Раньше, чем прибыла вода нас встретит, успеем и до Дресвянского устья спуститься. Сам с собой разговаривает старик: за стуком моторки не слышат женщины его голоса. Из сёмженского обрыва остатки старых срубов, будто кости допотопные, торчат. – Ишо один дом сворочали, – ворчит старик, глядя на сильно прореженную, ближнюю к морю сёмженскую улицу. – Обезлюдет скоро Сёмжа. Что для ей, что для Крутой Дресвы – одна судьба уготована... К каменистой косе, перекрывающей на малой воде устье Дресвянки, прилив и карбас подошли одновременно.