Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

90 91 Виталий Маслов Егоровна Она приехала в деревню сразу после демобилизации, осенью сорок пятого, последним пароходом, уже со льдом. Прямо из армии. Может, именно поэтому с самого первого дня деревня, глядя на её поношенную гимнастерку, звала её почтительно по отчеству – Егоровна. А может, и потому ещё, что отца её многие в деревне по-хорошему знали, – всю войну ходил старик через деревню с обозами из своего недальнего мезенского Верховья. Иван помнит её в президиуме первого же, на Ноябрьские, собрания: плечи прямые – всё ещё как бы погоны на плечах, сама по-военному подтянутая, а ноги под столом из коротких сапог – длинные и нежные, будто и не после войны... Не- весты деревенские, исхудавшие за прошедшие годы, почерневшие и огрубевшие внешне, уже не один сезон ходившие от снега до снега босые, горько и восхищенно завидовали красоте новой своей фельдшерицы. Однако больше всего поразила она дресвян некоторой странностью, что ли... Направляясь первые роды принимать, позвала себе в помощницы, открыто по- звала, старуху деревенскую, к которой и прежде, до Егоровны, бабы деревенские со своими нуждами шли – только тайком и с серьезной опаской. А когда на другой день тогдашняя председательница сельсоветская решила принародно отчихво- стить новую фельдшерицу за связь со знахаркой-повитухой и позвонить пригро- зила кое-куда, фронтовичка вчерашняя тут же, при людях, заверила, что темень и невежество – не бабка, на чьих руках вся деревня свет увидела, а как раз те, кто смеется над бабкой неблагодарно. – Звоните! – безнадежно и решительно махнула она на председательшу. – А я – учиться буду! На фронте роды принимать нас не учили! Звоните!.. Завтра эта же бабка парнишку в бане от надсады оттирать будет – я опять следом пойду! Подглядывать! И пошла. А оттирать от надсады собирались Ивана. Он к тому времени уже плохо пом- нил себя. Какая-то неотступная черная боль пониже груди – острая и горячая – уже давно не отпускала его. До того дошло, что не только щепотка еды, но даже воды ложка, проглоченная через силу, тут же обратно вылетала. Уж и в Мезень был вожен, порошки прописали, однако к лучшему не менялось, Ванюшка дотаи- вал... И только после Мезени мать Ванюшкина, скрытую нелюбовь к бабке-пови- тухе переборов, поклонилась ей. Его парили, обмывали прохладной водой и снова парили, и все трое – мать, фельдшерица, бабка – боялись: выдержал бы... Но парили, потому что ясно было, по крайней мере для матери и бабки ясно, что это – последний шанс... До Ива- на доходило временами, как плакала над ним, всхлипывала старуха – настолько древняя, что кажется теперь Ивану: и для нее та баня могла оказаться послед- ней, – плакала и обижалась на руки свои – что нету в них силы, что не может она в Ванюшке, даже в распаренном, жилку какую-то, только ей ведомую, нащупать, достать пальцем и поправить. И вот она просит, сама задыхаясь от жары, плеснуть на каменку да «похвостать» Ванюшку ещё раз, и опять нежное брюшко дряхлого старухиного пальца тянется-добирается к той жилке, из-за которой, считает баб- ка, высох Ванюшка и скорчился. А Егоровна – только на подхвате: воды подать, попарить, лицо Ивану обмыть. И рада бы помочь в большем, да не доверяет пока старуха, лишь возьмет фельшерицын длинный палец и, между своими дрожащи- ми пальцами держа, к животу Ванюшкиному где-то под дыхом приложит: – Вот в этом местечушке... Мне бы палечики-то твои долги да молоды... Ну-ко тихохонько... Узелок там... Лишний узелочек-то! А потом, сразу после бани, фельдшерица глядела, пораженная, как Ванюшка, ещё в себя не придя, есть попросил. А позднее – листала она анатомию, ту жилку искала, до которой со слезами, из последних сил, но все-таки добралась бабка. Зимой она приходила в школу каждую неделю, осматривала ребят. Крашеные её пальцы – ни до Егоровны, ни после в деревне таких пальцев не видывали – мягко скользили в детских волосах, трогали ухо и то, и другое, заботливо по швам и заплатам вывернутой рубахи пробегали: мыла всё ещё не было, вшей опасались. И так она осматривала всех – поодиночке, по очереди, а было их тогда в четы- рех классах шестьдесят два. И непонятно почему, но ребята любили не только ее, но даже и эти не очень-то, в общем, приятные процедуры: или за то, что осматри- вала она весело, с тихою, только тебе слышною шуткой-прибауткой, или все-таки потому, что была она – настоящая фронтовичка, – долго ещё из-под расстегнутого белого халата отутюженная гимнастерка выглядывала. После начальной школы ехать учиться на сторону было не на что, и вместо пя- того класса оказался Иван на Канине полуострове, на наважьей путине. Большой ростом, оправившийся от болезни, снова крепким он казался, однако силенка-то все-таки была пока в нём детская, а пешня-то все-таки пока ещё была выше его. И после той путины уже не раз в неделю, а каждый божий день пришлось добрым рукам Егоровны к Ивану заботливо прикасаться. А то и не единожды на день: ещё раз надсадился-надорвался Иван, на этот раз – на пешне-матушке. Та лишь была разница, что теперь не загибало его и не тошнило, а вышла канинская надсада вередами-нарывами. Да такими – ни на спине лежать, ни на животе. До сих пор в банях на Ивана как на чудо глядят: вроде молод, чтобы прошлой войны кос- нуться, а шрамами-рубцами разворочен так – у стороннего человека дрожь по коже. Вывезли его тогда с путины в феврале. И уж как только не лечила его Егоров- на! Но дошло дело – привелось и на этот раз в Мезень отправить. Только, видно, такие уж напасти – эти надсады, даже и в Мезени худо их ле- чили. Повалялся Иван в больнице районной, да с тем же и вернулся, с чем туда уехал, – не заростили даже. Вот тогда и сказал кто-то, что надо «пластырем» лечиться. И пошла Егоровна узнавать: что же это за пластырь за такой? И оказалось – для пластыря этого такое требовалось (сливочного масла фунт, да желтого хорошего воску фунт, да...), – не легче тогда достать было, чем в нынешнее время – от рака лекарство. Из всего рецепта только серу еловую чистую и можно было просто так – пойти в лес с но- жом да накопать. Однако... Сколь ни безнадежно сперва казалось с маслом, а смотри-ка ты – сама предсе- дательша вдруг взялась масло для знахарского рецепта добыть да выписать. И с воском. Пчел в тех местах никогда не держали, если и попадал сюда воск, то в свечах только. А когда они, свечи-то, восковыми быть перестали – у-ху-ху! Да и не свечи, а свечки уже. И все-таки... Сперва монашина, бывшая монашина, огарышек оплывщий Христа ради принесла, потом школьная уборщица шепнула Егоровне, что у учителя в школьном доме, на вышке, куда было свалено все, что из церкви содрать и унести могли, – такая свеча есть – оберучь пальцами не обхва-