Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

86 87 Виталий Маслов Никола Поморский жешь – знаю. Но так ты иногда всё наново повернёшь: где виноватые, где правые – не понять. Ведь ежели нашей деревни коснуться, то здесь сам я не хуже других с иконами расправлялся: колол да в избу-читальню в печку складывал. Что ж та- кого? Это теперь приезжают – достанут староверческу гниль из креневской поды- збицы и дышать на нее не смеют. «Ах! Древность!», «Ах! Ценность!», «Ах! Ико- нописцы!» А у нас в то время хуже прозвища не было, чем «богомаз». Хуже, чем «в бога-мать»... Не только старуха, само время всё другим боком поворачивает... И как хорошо, что не требуешь ты, старуха, ответов на свои вопросы. Посидишь с тобой вот так и, слова не сказав, досыта наговоришься...» Константин Семёнович отодвинул стакан и стал собираться на улицу: прокос, выпавший на долю ему и старухе, был ещё не до конца пройден. Кроме сетей взял Константин Семёнович с собой в моторку тщательно вы- мытый ушат с деревянными обручами и пообещал привезти с верховьев реки из ручья Полоскального воды для самовара. Уезжал до рассвета – лишь река да море чуть белеть начинали, буркнул себе под нос, перед тем как крутнуть ручку: – Долго ли тут сбегонуть: не на гребях. К обеду жди. Проводив старика, Анфиса Алексеевна зачерпнула из обрыва полную ми- ску смерзшегося в комья песка и, как только управилась с утренними заботами, принялась за чистку самоваров. Они стояли в углу на курятнике – неодинаковые размером, но оба пузатые, и в их медных боках отражались с одной стороны загля- нувший в окна морозный рассвет, с другой – догорающие на загнетах жаркие угли. – Не вода, а м ' ука! – ворчала Анфиса Алексеевна, пытаясь просунуть в са- мовар между трубой и стенкой заскорузлую, с негнущимися пальцами большую руку. – И чиста вроде, и красива, и чаю для заварки немного надо, а вот откуль в ей естолько етой лешовой накипи?! Анфиса Алексеевна была невелика и худа, при ходьбе ноги ставила носка- ми чуть внутрь, как большинство женщин, которым с детства довелось много и торопливо ходить по зыбкому бездорожью, а её лицо с провалившимися щеками и поджатыми губами (зубы ещё не успела после сна вставить) казалось в утреннем свете более строгим, чем обычно. Она сыпала в самовар песок, лила закваску, но накипь, толсто осевшая на стенки, оттиралась с трудом. Еще пять лет назад ни одна хозяйка в деревне не согласилась бы налить в самовар воду из нынешнего колодца. Именно пять лет назад другой колодец, который всегда поил деревню, придвинулся к обрыву так близко, что море напол- нило сруб солью и горечью. А третий колодец выкопать было уже некому. Попросила старика Анфиса Алексеевна: – Съездил бы, дедко, до Полоскального. Пр ' ошлу осень напоил той водой, дак всю зиму скус ключевой в роту был. Съезди-ко, пока ниласов 1 не несет! А он: – Раньше тебя не было? Карбас уж пятой день на угоре кверху килем лежит, винт сушит. Не вытяни, пока в деревне людно, – с тобой потом вытягивать? «Договорился-таки со стариками, – благодарно думала Анфиса Алексеевна, – спустили карбас один на всех. Может, и свежины на уху привезет напоследок». ...Самовары почищены, в доме прибрано, из печи вынута ладка с рыбой – время к обеду подкатилось. Анфиса Алексеевна фартук сняла. Платье сменила 1  Н и л а с – молодой лед. на дневное темно-синее с мелкими цветочками и широкими короткими рукавами. Теплым платком голову накрыла. Один раз вышла через сени, через длинную поветь на взвоз – послушать, не доносится ли с востока из лесистой поймы стук дедковой моторки. Второй раз вышла, послушала... Нет, не слышно. Лишь внизу у моря то звонко, то надрывно гудит бензопила «Дружба». С дед- ковым мотором её не спутать – у того песня ровная и басовитая... А время всё катится да катится. И давно уже хочется Анфисе Алексеевне чаю. Обычно она раза четыре на день самовар вскипятит, а сегодня, как проводила Константина Семёновича, больше и не пивала. Вот уже и осенние краски в пойме едва заметной синевой заволакивать ста- ло – к трем часам время. Постояла-постояла Анфиса Алексеевна и рукой махнула: – Ну его!.. Век так: сулится к обеду – жди к ужину. Прикрыла ворота и пошла ставить самовар для себя одной из нелюбимой колодезной воды. Однако трогать приготовленные под хорошую воду самовары не стала. Потому что на повети, на длинной, из толстой доски полке, стояло ещё пять самоваров. Осторожно сняла крайний – Тимофея Константиновича... Не от Константина Семёновича и не от Анфисы Алексеевны повелось – всег- да в этих краях так было: в невестином приданом – постель, в жениховом – само- вар. Другое может и быть, и не быть, а это – обязательно. Вот и купила Анфиса Алексеевна перед войной после удачного мужниного промысла сразу пять самоваров – по числу сыновей. Только жизнь не так повернулась, как загадывали. Старший – Тимофей – по- гиб, а четверо младших и дочери разлетелись по городам, и ни к чему им стали и самовары родительские, и сарафаны... Когда сухая лучина вспыхнула в самоварной трубе и, подхватив пламя, нетер- пеливо загудела тяга, Анфиса Алексеевна взяла с божницыполовину большого мор- ского бинокля, села в передней у окна, долго разглядывала плывущие вдали суда: – Хоть бы из моих которой ле до большого льду в Мезень зашел... Может, и домой заглянуть сумел бы... Домой-то – и на лед не посмотрели бы... Перевела бинокль на показавшиеся из воды колья. Растянутой неторопливой шеренгой уходили они по отмели, погружаясь всё глубже и глубже, пока, наконец, совсем не скрывались под водой. Еще недавно висела на них семужья сеть, и чайки ещё не забыли – кружат- ся над кольями во время отлива, кричат, мечутся, ждут, не хлопнет ли мощным хвостом по уходящей воде, не блеснет ли серебряной чешуей рыбина... Высокие светлые комнаты стариков – горница-передняя и изба-прихожая – были левой половиной большого, на амбарах, дома. Тремя окнами они выходили на запад, пятью – на юг. Из южных окон был виден верхний конец деревни, совер- шенно безлюдный, и далекое устье Мезени, из западных – море. Начиналось оно внизу под окнами, и лишь далеко впереди, чуть слева, ви- днелся и, уходя, терялся противоположный берег. Анфиса Алексеевна сняла трубу с самовара, залила кипятком чай, постояла в раздумье, отложила в сторону вязанье и ещё раз пошла на взвоз. Ибо своей реки из окон видно не было. Бензопила умолкла, и на деревню опустилась почти зимняя тишина.