Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

82 83 Виталий Маслов Никола Поморский удивлялись и возмущались, но ненцы, поднимавшиеся в то время со стадами из лесов в Канин, в тундры, рассказали вскоре, что заряд заработан был: застали оголодавшего Герта на олене свежезадранном. Добравшись до своей деревни, не к Устине утянулся Герт, а к родителям Еф- рема, к старым своим, к своим давним хозяевам. Лежа у них во дворе, он много дней стонал, корчился, исходил кровью, особо когда дело до нужды до большой доходило, но все-таки выжил. И Карушко маленький ещё успел пообнимать его, успел поваляться на его теплых терпеливых боках. 1975 Никола Поморский Путейский катер, снимавший ограждения с морского фарватера и подошед- ший на рассвете к деревне, Константин Семёнович не ходил встречать – старуха не велела: – В таку погоду кто к нам поедет? Льдом не сегодня завтра затирать начнет. О том, что с катера высадились люди, Константин Семёнович узнал у колодца. – Браконьеров путейцы высадили, – сказал старик, такой же сухой, такой же размашистый, как Константин Семёнович. – У инспекции навигация закрылась – ставь сетки без опаски! Межуводье 1 половят, а завтра путейцы за има подскочат. Что к катеру не выбежал? – Коса, парень, на крыльце ждет. Дома старуха приняла ведра через порог: – Лихо рукавицы-то надеть? Ознобишь руки с осени! – Придумала: в рукавицах косить... – проворчал Константин Семёнович уже на крыльце. – Бывало, через зиму голоручь у пролубей проробишь – и никакой озноб не брал. Шуга на руки намерзнет – колонешь раз-другой тыльной стороной по пешне, и снова в воду руками. Вовсе за старика почитать стала... Хотя Константин Семёнович разменял восьмой десяток, в деревне своей, в Крутой Дресве, он и вправду не считался старым. Среди семи старух и пяти ста- риков, которые составляли зимой всё население деревни, он был средним по воз- расту. Обутые в валенки ноги, хотя и подогнулись в коленях, держали на земле ещё довольно прочно. Глаза из-под клочковатых бровей глядели ясно, а запавшие щеки не казались слишком заросшими. Воровато оглядевшись и убедившись, что старуха не видит, Константин Семё- нович достал из потайного кармана двурогую табакерку, отсыпал понюшку, набил та- баком хрящеватый с горбинкой нос, сладко поморщился и удовлетворенно крякнул. Косить он начал прямо с покрытого инеем крыльца, взяв направление на ули- цу, к ближайшему столбу электролинии. Коса шла легко, мерзлая трава хрустела, как сахарная. 1  Время, охватывающее два прилива, около суток. Миновав столб, КонстантинСемёнович стал разворачиваться, чтобынаправить прокос влево вдоль линии, но тут коса взвизгнула и застряла на середине прокоса. – Перетака мать! Пять шагов прошел, и уж за оселок браться надо! Не торопясь нащупал в траве надежный упор для косья, уперся, поплевал на оселок, провел им по косе и аж зажмурился, будто ещё одну понюшку отпро- бовал, – столь звонко и чисто разнесся в морозном безмолвии слетевший с косы звук. Послушал. Провел ещё раз и опять прислушался... Он размашисто утюжил оселком лезвие косы, когда увидел, что с задней ули- цы к нему направляется незнакомый человек. «Из браконьеров», – подумал без злости Константин Семёнович, но, ки- нув взгляд повнимательнее, решил, что, пожалуй, на браконьера приезжий мало похож: мягкое безбородое лицо не заветрено, как у местных жителей, а покры- то ровным загаром; чистый, спортивного покроя пиджак, ярко расшитая рубаха не годились ни для здешних илистых берегов, ни для возраста незнакомца, кото- рому было лет сорок пять. – Может, начальство, – равнодушно сказал Константин Семёнович, опуская оселок за голенище. – С портфелем. Грива-то что у попа – до плеч. – Здравствуйте, дедушка! Труд на пользу! – приветливо поднял руку незна- комец, не доходя до Константина Семёновича. – Сено заготовляете? – Како, мужик, сено в эту пору... Прежде и то норовили обробиться до белых комаров. Будь нужда в сене, дак я бы сколь хошь на пожнях наставил. Это раньше мы, дурачье, брат на брата бросались с косой за сажень земли, а теперь никому ничего не нать – всё брошено. – Так для чего же косить? – Для проходу. Прошлу осень не прокосили, дак зимусь тонули в снегу: лежит поверх стоячей травы, и где ни ступи, везде – сквозь. Ни на лыжах, ни пешком от дому к дому проходу не было. Нам вот со старухой выпал до кладбища прокос. Все туда глядим, а помри – до могилы не донесешь без дороги. Думал вдоль стол- бов косить – по прямой, да вот... Константин Семёнович поднял из травы моток ржавой проволоки и кинул на заросшие полуразрушенные мостки по другую сторону линии. – Что, и электричество было в этой деревне? – удивился приезжий, словно только сейчас заметил столбы. Старик гордо, насколько позволяла его сутуловатость, вскинул голову: – Перва деревня в районе после войны со светом жить стала! И пока колхоз был – без огня не сиживали. И при совхозе перво время... И вдруг спохватился, заметив, что приезжему неинтересна его стариковская болтовня: – Ищешь кого? – К вам я. Насчет книг и икон старых, – вежливо ответил человек. – А-а-а! – протянул Константин Семёнович таким тоном, словно пожалел о состоявшемся разговоре. – Это дело старушье – к бабке и шагайте. Он проводил безразличным взглядом взбежавшего по лестнице незнакомца и махнул косой: – И впрямь – не браконьер. Пока Константин Семёнович переодевал после работы брюки, менял нахоло- давшие носки на только что вынутые из печурки, пока умывался, старуха успела и чаю налить, и сообщить новости: