Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

74 75 Виталий Маслов Верность – Знаете? – снова сказал Васька от себя. – Ведь так говорит, что поверить можно, будто и вправду о ком-то заботится, а не о себе. И – не поверите! – подня- ла с травы сетку да как хвостанет сеткой начальника! Понимает, что с нее взятки гладки, вот и ломит комедию! Не зря предупреждали, не зря! Мужик-то однору- кий поверил: ни одного акта не подписал, ушел куда-то и не ехал с нами обратно. Я уж думаю, не к бабам ли он отправился на сенокос? Потому что, когда мы вышли на карбасе из Дресвянки сюда, видим – толпа по подгорью к деревне торопится. Не иначе бригаду кто-то успел взбаламутить. Конечно, это не страшно, но мили- ция смеется, что лучше иметь дело с сотней, но порознь, чем с десятью, но скопом. На обратной дороге начальника спрашиваю про бабку: «Контра?» «Верно, парень! – ответил. – А вот как её взять?! Рассыплется! Но мы ещё разберемся, чьих это рук дело!» Брат и сестры смотрели то с восторгом, то с испугом. Отца не было видно из- за самовара. Невестка ушла во двор по хозяйству. Мать, молчавшая над блюдцем, спросила: – И что это за бабка-то столь смела? – Да в первом доме со здешнего конца, если по угору. Та самая Бочкариха, про которую пацан у Стивидорного рассказывал. Были мы и дома у ней... Пришлось. По- тому что той сетки, которую из-под топчана взяли, всё ещё не хватало. Старуха-то сперва осталась на месте, думала, наверное, что мы с сетками-то пошли под гору спу- скаться, а мы от погранвышки – раз! – и прямо к ней домой! Бегом! Едва дверь рас- пахнули, а сетка-то – вот она! Аккуратненько так через стол перекинута, будто даже разглажена. Верхняя тетива – по одну сторону стола, исподняя – по другую. Сгреб Складной сетку, несет на улицу в общий мешок, а старуха как кинется! Аж глядеть страшно! Пальтуха расстегнута! Без плата! Волосы что у Яги – белы и лохматы!.. Вцепилась в сетку, ажно согнулась: «Не отдам эту!..» Так и оставили. Пошли прочь, а она – вроде в слезы. А говорила, не заплачет!.. Васька смолк. Увидел, что никто не смеется и восторженно не глядит. Сказал, словно оправдываясь, чуть обиженно: – Не стали отбирать... Будто бы признала... Будто бы сетка – её вязанье... Буд- то бы ещё до войны сыну вязала... Хлопнули ворота. Молча, чем-то встревоженная, вошла слободская почтари- ха со стопкой газет. Все уставились на нее, а мать неуверенно пригласила: – Садись, Лидушка, чаю чашку с нами со всема. Подвигай табуретку. – Мне бежать, спасибо! – отозвалась та. Теперь уже всем видно было, что на ней лица нет. – Что? – хрипло спросил со своего места от окна Егор Филиппович. – Приезжали, – голос почтарихи дрогнул. – Целый час не выпускали. «Кто, – спрашивают, – в Круту Дресву звонил?» А я говорю: «Не знаю!» А они за грудки берут! Зляшши, ажно трясутся. Никому не велел сказывать, что у меня были. – Уже ищут?! – восхищенно воскликнул Васька. – И ведь найдут! Да нам-то что?! В двери появились ещё двое: начальник устьевской инспекции, который в Дресве за старшего при обыске был, и милиционер, который около собеса под руку Егора Филипповича брал. И Складной был с ними, да не зашел, с крыль- ца в окошко боковое заглянул. Васька не то чтоб осекся, а так – рот забыл закрыть: отец, шаркая толстыми подшитыми носками, сутуло подошёл к худой и маленькой – всего-то отцу до пле- ча – почтарихе, стал за её спиной, к семье и к окнам лицом, погладил почтарихины седеющие, гладко зачесанные волосы. – По твоему следу пришли, – грустно, но спокойно сказал он. – Большие это- го дела специалисты... Вот и скажи ты им, что звонил дресвянам Щепихин. Отец. Потом Егор Филиппович подошёл к перепуганной жене, глядевшей на него с табуретки снизу вверх, встал с ней рядом – бок в бок, прижал к себе, и хлопну- лась у той чашка из рук. – К житью посуда бьется, – тихо сказал Егор. – Хорошая примета. Он прижал плечо жены ещё раз и сам, первым, мимо посторонившихся незва- ных гостей пошёл к выходу. Надел было кепку, но у порога передумал, взял форменную фуражку с во- ронца. 1973 Верность 1 Резали и зашивали... А когда выписывалась, сказали, что детей у нее больше быть не может. Вздохнула Устя без особого сожаленья и пошла, неуклюже-широко ставя ноги, в Слободу, откуда карбаса в родную Устину деревню обычно отправляются. Думала по дороге: «А и ладно... Двое робят есть – мне и тех хватит... И годы уж – к двадцати пяти... Отошло мое... Что-то сейчас вода в реке делает – на прибыль ли, на убыль? Пока в больнице бездельничала – счет водам потеряла... А дети... И из-за этих двух сыздали люди пальцами тычут – сколь, мол, девка честна: робят наносила и, кто отцы, не знат!.. А погодка-то!.. Силу июль набрал!» Явилась к реке не вовремя – на сухую воду: хотя и блестит протока под Сло- бодой, будто вода в ней, а на самом деле воды-то и нету, только няша облака ред- кие в себе отражает. Жди вот теперь, когда отживет вода да вверх мимо Слободы покатится... Карбас свой, колхозный, среди других карбасов на берегу нашла сразу, но кто на нём приехал и кто обратно поедет – не знала: звонили из деревни не ей, а врачу, – передать велели, чтобы под Слободой попутье караулила. От больницы до карбаса – всего-то километра с три, а тяжеловато, давно не ходила. Переползла через борт в карбас, привалилась на какую-то мягкую по- клажу, прикрылась брезентиной, уснула. И снилось обычное: ребятишки свои. Старшая, Агнюша –шести годов, на другой год войны свет увидела. ИСтепуня – в последнее военное лето родился, тому третий доходит. Агния да Степан. А отчество Агнюше было записано по матери – Устиновна. Насчет же Степанова отчества...