Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

66 67 Виталий Маслов У Стивидорного лет, сколько раз цитировались письма в семье! И особенно помнились Складному строчки о том, что в Мезени дома плохо сколочены, что жо…ы у здешних жителей обросли мхом и – вот это-то более всего и потрясало – что ватеры в Мезени не ота- пливаются даже зимой. Дойдя в воспоминаниях до ватера, Складной тяжело, почти безнадежно вздохнул, ибо почти забыл, когда употреблял это слово. Ведь в Мезени как го- ворят? Уборная, часто – гальюн, нередко – нужник, иногда – туалет, а вот чтобы ватер – нет, так только в Москве, в детстве… Особенную гордость в семье вызывало то, что, безусловно, бабкины письма повлияли впоследствии на формирование официального взгляда на Мезенский край, на его темноту, безграмотность, забитость и так далее. Недаром же эти пись- ма были потом напечатаны и перепечатаны. Журналы и газеты с бабкиными письмами тоже собирались и хранились в се- мье. И постепенно у Складного-Ядовина-внука наряду с ужасом перед Мезенью и отвращением к ней появилось любопытство, нараставшее по мере нарастания сообщений о покорении Севера, Севморпути и т. п. Однако это любопытство вряд ли довело бы его до Мезени, если бы события не приняли печального оборота: многих бывших соратников бабки арестовали, а о бабке даже в семье вспоминать стали только шепотом. Семья расползалась – подальше от полок, на которых сто- яли когда-то папки со знаменитыми письмами... А ведь к тому времени воспитанный на добрых традициях Складной-Ядо- вин-внук, хотя и не учился больше семи классов, стал заметным человеком, вел пионерскую работу. Разъезжая по Москве, готовясь к лекциям и читая их, он и сам усвоил те основные популярные понятия, которые нес людям, и, как показали се- годняшние его о коммунизме размышления, кое-какие из этих понятий он ещё не до конца забыл... И всё – прахом! От всего пришлось добровольно отказаться и спасать себя черт знает где! По случайному совпадению комнату ему выделили сначала в том самом доме, где жила когда-то в течение полутора мезенских месяцев его бабка, и смирился он с тем, что приходится разделять бабкину участь. Правда, дом был громадный, бо- лее того, удивляло, откуда в Мезени столь могучие бревна, но насчет ватера – всё совпадало. Он действительно был холодный и вдобавок находился далеко – в зад­ нем углу повети. Когда приехала жена с двумя детьми, жить стало довольно трудно. И с той поры основной целью Складного стало: удержаться на своем месте, незамет- но и безбедно дожить до времени, когда отношение к бабке снова переменится на противоположное, когда можно будет, вернувшись в Москву, написать вторую главу мезенской эпопеи Складных-Ядовиных. И как бы ни поворачивалась жизнь, глубоко упрятанное, тайное сознание своего превосходства над всеми здешними – над Васькой, над Артюгой, даже над начальником милиции – никогда не покидало Складного. 18 Не успел Егор Филиппович отойти от собеса, человек в милицейской фор- ме догнал, под руку взял доверительно. Егор Филиппович не разбирался в ми- лицейских чинах, а милиционеров вообще многих не знал. Но этот запомнился по допросам, связанным с Крутодресвянской лоцманской артелью, и, судя по тем допросам, был не последней в милиции птицей. Правда, тогда он вроде бы в дру- гой форме ходил. – Рады! – воскликнул милиционер, не здороваясь. – За вас! За вашего сына! Мы в восторге от него, можете им гордиться! Только что наш товарищ сообщил, что они задержали на месте преступления ещё одного браконьера, причем с боль- шим риском для собственных жизней. Чуть не погибли, а дело сделали! – Что случилось? – встревоженно спросил Егор Филиппович. – Можно сказать, ничего, – успокоил милиционер. – Бросились от моря бра- коньера ловить и чуть не утонули в грязи. «Не браконьер, – докладывают, – а ар- тист!» Поскольку несовершеннолетний, арестовывать его не будут, но сейчас же направляется в Крутую Дресву сам начальник инспекции Устьевской – произве- сти обыск у браконьера дома. И, заглядывая сбоку в невозмутимое лицо Егора, не то кивающего, не то пока- чивающего головой, добавил радостно: – Помните допрос по делу о контрабанде? Его внук! В тоне милиционера, за восторгом и велеречивостью, слышалась глубоко спрятанная, едва уловимая издевка: «Вот, мол, и ты, чистюля флотская, к нашему делу руки прикладываешь!» От города до дому, до своей Слободы, – более двух километров. Сухой троп- кой, сквозь ячменное поле шел Егор Филиппович домой. Одним встречным кивал в ответ, перед другими фуражку старомодно приподнимал... Тот раз, по контрабандному делу, выхватили с работы не повесткой даже – сам начальник поста путейского в худых душах, свету не видя, на катер прибежал: «Срочно!» Но Егор причину этой срочности уже знал... За час до появления на- чальника дочь Любима Михайловича, бывшего коллеги, посреди пустынной пор- товой аллеи лицом к Егоровой груди припала: – Увезли! Татушку-то увезли!.. Господи, третий раз на году! Упекут ведь та- ту-то! Упеку-у-ут!.. Карточку, где он с иностранцами, со стены сняли, бинокль са- мый большой, самый матерый забрали, а ещё – не знам, откуль она взялась, и мати не знала! – две жестяные банки с кофью с белой нашли. Только в крылечко сту- пишь – прямо перед глазами под лавкой стояли, на виду. Фунтов по пяти... ...Тот раз даже многоопытному Любиму не удалось выкрутиться. От бинокля и фотографий почти отговорился: на то и лоцман, чтобы с иностранцами быть, а бинокль куплен давно, когда своих биноклей не продавали. Но вот кофе! Ко- фе-то... Старый норвежец, который ещё до революции у Любима в дому бывал и знал, что без кофе у дресвян ни праздника, ни нормальной жизни нету, догадал- ся через лоцманов презент Любиму послать – кофе нежареного мешок. Пришло судно рейсом из Бразилии – что для них мешок кофе! Видимо, помнил моряк ста- рые мены с дресвянами: живой стриженый баран за мешок кофе. Правда, Любим на сей раз ничего в ответ не посылал... Потом, когда Любима в живых не стало, передали Егору Филипповичу, что банки в крыльце для него, для Егора, предна- значались. Да не подошёл он ко Крутой Дресве вовремя. И все-таки даже с кофе выкрутился бы, наверное, Любим, да подмы- ла его, сбила с ног та же самая волна, на которой подмокла репутация бабки Складной-Ядовиной. Оборвался самый, казалось, надежный спасательный конец, за который неосмотрительно ухватился Любим. Впервые в жизни решил пока- зать он на следствии письма от бывших политических, которых перед революцией