Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

520 521 Виталий Маслов Не хочу, чтоб родился сегодня Заходила на петлях дверь. Этот крик вернул нас к действительности. Я, не торопясь, поднялся с посте- ли, помог Геле одеться, сам накрыл кровать. – Да обождите же минутку! – крикнул я, придерживая дверь за ручку. Крю- чок уже свободно болтался в ободверине. Пляски прекратились. Слышно было, что в переполненных гудящих сенях собрались не только свадебщики, но и смотрящие. – Открывай!!! Под дверью показался конец ломика. – Убери лом! – раздался издали трезвый мужской голос. – Отберите лом! И лом исчез. – Ты не боишься, Геля? Она подошла, поцеловала в губы: – Только за тебя боюсь, любимый. Я отстранил её вглубь боковушки и откинул крючок. Жених и дружка, тя- нувшие дверь, откатились на притихшую толпу, и я оказался на пороге один, видимый всем. – Ребята! – крикнул я тем, кто толпился поодаль, у выхода из сеней. – Не дай- те Гелю в обиду! Выскочил в сени, захлопнул дверь и прикрыл её спиной. – Подлец! – кинулся ко мне жених и схватил за грудь. – Кто, подлец? Я? – почувствовав, как расползается в руке жениха моя ру- башка, я со всей силой ударил его наотмашь по зубам. – Не давай драться! – закричал хозяин. Но было уже поздно. Хотя нас с инженером сразу же растащили, посреди се- ней на полу уже крутился, извиваясь в куче, десяток парней, махали кулаками, ещё не разобравшись, кто за кого. – Так его! Так его! – кричал, бегая вокруг дерущихся вчерашний механик, – он был пьян и весел. – Эх, был бы я – вашей паровёнкой! Так его! Давно настоя- щей драки не бывало! Он согнулся над катавшимися парнями, раскинув руки, точно прикрывая их. Подступались трезвые, растаскивали дерущихся. Выбежала из комнаты механикова жена, схватила своего сзади за пояс, потя- нула сторону: – Чего тебе-то старому дураку, тут надо? – Не шуми, жонка! – вырвался механик. – Боюсь как бы не разбежались! Валентин глядел на меня так счастливо, будто не было ни каюты, ни пурги за иллюминатором, не качался в такт с волнами занавес над моей койкой, буд- то не было после той горькой свадьбы ни осуждающих и насмешливых взгля- дов ни пересудов. Я-то уж знаю, как умеют судачить в наших местах! Как будто не было разговоров с родителями и родственниками. А ведь всё это наверняка было. Но зато, совершенно уверен я, подошёл к Валентину кто-то, положил руку на плечо: – Не вешай носа. Поперемалывают косточки стихнут. Перемелется – мука будет! – Мне всё понятно, – сказал я Широкому. – Но почему ты не хочешь радио- граммы? – Сегодня ровно девять месяцев со дня той свадьбы. Родится сегодня – рад буду, но понимаешь, всю жизнь будет думаться: «А вдруг сын не мой?.. Они же встречались до свадьбы. А её же не спросишь… – Ну Валька, ты же не маленький… – Ну и что?! – вдруг вскочил он. – Неужели ты думаешь, что в ТОТ момент я не думал об этом?! Да и… – он сел и смущенно прикусил губу. – Я… Я не знал женщин до Гели. – Валька! Телёнок ты наш мезенский! – хлопнул я его по спине. – Ты и вправ- ду хороший парень. – Спасибо! – ответил он. – И убери виски. Светает. Тебе на вахту, мне – на ра- боту. По мере продвижения на восток связь с аргентинской станцией всё более ухудшалась, и, дождавшись своего срока, весёлый доктор Лисингноли подолгу кричал в трубку, мешая английский с испанским. Но наш друг Феликс молчал. Мы вышли из того района, куда направлены его антенны. И к тому дню, когда «Обь» врубилась носом в голубой ледяной барьер у станцииМолодёжной, от связи с аргентинскими станциями пришлось отказаться. Я вышел на мостик. Прибывший со станции трактор тащил от судна к огром- ной выдолбленной лунке наш многотонный якорь. Ветер свистел, падал с мно- гометрового барьера, и стремительная позёмка, завихряясь, продолжала лететь над морем, словно не замечая, что владения ледяного континента кончились. «Вот оно – дыхание Антарктиды, – подумал я. – Сними на пленку этот сумас- шедший сток ветра, и без слов ясно будет, почему далеко на севере чувствуется это дыхание». Бледно-зелёная вода под барьером сразу же начинала задираться в одну сто- рону, словно доска под тупым рубанком в руках неумелого плотника, а в двух ка- бельтовых уже налетела на угловатую, ещё не закруглённую океаном гору айсбер- га, настоящая морская волна, и далеко в море летели брызги, медленно опускаясь на воду и протягивая к северу белые пенные полотнища. А над всем этим было чистое голубое небо. Среди тех, кто укладывал якорь в ледяную яму, был и Валентин Широкий. Да, дошли мы до Молодёжной, а радиограммы ему всё ещё не было. Каждый вечер он сидел на диване за передатчиком, и каждый раз моим первым вопросом к Мурманску был один: – Ом, нет ли Широкому? Валентин сидел обычно далеко за полночь пока Мурманск, постепенно зату- хая, не затухал полностью. За это время я узнал, что Геля осталась работать в деревне, а Валя на Коси- стый, не вернулся, потому что пришла телеграмма, разрешающая побыть дома де- сяток дней, чтоб летом лететь в Ленинград и идти оттуда на «Оби» в Антарктиду. На пятый день после выхода с антарктической станции он был весь – нетер- пенье и радостное ожидание. На десятый день я сказал: – Слушай, земеля! Ведь, если долго не будет телеграммы, тебя начнут разди- рать сомнения! Он ответил убеждённо: – Дурак!