Маслов, В. С. Собрание сочинений. В 4 т. Т. 1 / Виталий Маслов ; [сост. В. У. Маслова ; ред. Н. Г. Емельянова]. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2016. - 527 с. : ил., портр.

506 507 Виталий Маслов Не хочу, чтоб родился сегодня Я стоял в медпункте у поднятого высоко над землёй окна и смотрел, как растя- гивает на ограде мокрые сети рыбак, и играет утреннее солнце в каплях воды, как, не спеша, отправилась с почты почтарь – понесла телеграмму кому-то. Геля подошла, встала рядом со мной. – Уйди, Валя, а то сейчас другие посетители придут, – сказала она просто и опять улыбнулась. – А вы могли бы ждать меня год? – Глупо давать такие обещания. – Вот ведь, Виталик, – продолжал Валентин, – что такое – когда выше головы придёт. Все мои убеждения, если они были, все мои мечты о будущем закачались, как жестяная флюгарка на шесте – куда ветер, туда и она. Только ветер в моей голове дул с одной стороны – оттуда, где Геля. Может, она права? Может, и вправду не люблю. Говорят, если любишь – всё, не оглядываясь, для любви сделаешь. А Геля сказала мне: «Увези!», а я: «Здесь будем жить!» – даже не выслушал, как следует. И, может быть, это и вправду, ребячество – возвращаться в Мезенский порт или колхоз. Ведь и отец то же го- ворил: – Не выдумай, парень. Для того ли я всю жизнь кальсон на смену не имел, ночей не спал? Для того ли последний грош собирал и вас в пятый класс отправ- лял – погляди, многие ли сумели отправить? – для того ли вытягивал вас в люди, в жизнь, чтобы ты обратно сюда метил? Сколько годов я рюмки в руках не дер- жал… Ты думаешь не хотелось мне другой раз душу залить… Мужики приглаша- ли: «Садись Евлампий с нами!». А я – ни-ни… Потому что до нас сказано: «Чужу бороду дерёшь – свою подставляй!». Буду ихню пить – совесть не позволит свою не поставить… Вот так… А потом уж приглашать перестали… Может, права Геля и в другом. Люди наши не злопамятны, но хмуры, порой. И не поймёшь – старую ли человек обиду на тебя вспомнил или не думает вовсе о тебе, просто его самого жизнь узлом завязывает… И в институт Геле надо… «Ни о чём ты не подумал, – упрекал я себя, – а говоришь, что любишь… Ко- нечно, Геля права…» Часам к двум домашние приготовили баню – после сенокоса нельзя без бани. Хлещу воду на каменку. Тело играет с веником упругое, здоровое. А сам всё думаю, что я должен сделать, коль Геля права… Хвощусь, хвощусь… Нас с пелёнок к вени- ку приучали: от испуга – на распаренное тельце холодной водой с берёзовой ветки брызнут. Надорвёшься на чём-нибудь – распарит тебя мать так, чтоб каждая мыш- ца твоя дрожала, пройдётся по жилкам чуть ниже груди быстро и нежно, будто хо- роший музыкант по струнам, – нащупает ту, которую надо, и начнёт растирать её, и чувствуешь, как расправляется жилка, стягивавшая и сутулившая тебя, как на- бегает, после нескольких дней отвращения к еде – обострённое чувство голода. И в этот день я парился до изнеможения, два веника выхвостал, будто надеялся, что столько раз спасавший меня метод – вылечит и от нового, охватившего меня, недуга. Пошатываясь, дошёл до дому, упал на кровать отдышаться. Тихо было в доме, только мать, чуть слышно, постукивала, замешивая на завтра тесто. – Мама, – позвал я, – мама! – Слышу, Валентин… Вот до чего напаришься… Ничего… Вот квашню уберу, чаем напою – сразу легче станет, – ответила она заботливо. – Иди, мама ко мне… Она подошла, сразу посерьёзнев, села рядом, держа облепленные тестом руки, словно хирург перед операцией, посмотрела на меня встревоженно. – Жениться я хочу, мама, – сказал я чуть слышно. Она долго смотрела на меня с ласковой тёплой улыбкой, словно вспоминая что-то. Так нежно, кроме её, никто не глядел на меня. – Берёзовой каши бы тебе вместо женитьбы. Только ты уж не маленький, своя голова на плечах. Если ужнадумаешь, что по-другому не можешь, я перечить не стану. Она сидела, вздыхая о чём-то, потом спросила: – Как же учёба-то? Один год остался. Может, погодишь… – А если она ждать не станет? – Послушай, сын, матерь. Девкой ждать вдесятеро легче, чем бабой. Ежели уж боишься, что девкой не дождётся – тогда и думать о ней забудь. Такая ли моряку жона нужна… Не каждая выдержит… Всю жизнь отца вот жду – с путины да на пу- тину, с наваги да на зверобойку, со зверобойки да на селёдку… Поверь матери… Послушал я мать, а сделал по-своему. Вечером, когда мы остались с Гелей вдвоём на угоре между старым амбаром и обрывом, я сказал: – Не знаю, как доказать вам мою любовь…Может, и вправду это – не любовь… Но я не  могу без вас, мне страшно уезжать от вас. Если вы хоть чуть-чуть уважа- ете меня, скажите, что верите мне. Она стояла боком ко мне, стройная, вытянутая – пятками, платьем, волосами слегка касаясь изъеденной ветрами стены амбара, и смотрела в море, где, разбро- сав по небу столбы света, клонилось к горизонту солнце. Она не ответила. Я смотрел на неё и мне казалось, что не может она не чувствовать, как мечет- ся, то готовое выпрыгнуть, то сжимающиеся от беспомощности сердце. – Милая Геля! Что мне сделать для вас? – Ты хороший, Валя, – сказала она тихо, – но не заставляй меня говорить не то, что я думаю. – Будь моей женой, любимая моя! Куда хочешь, туда и поедем. Я буду рабо- тать, а ты – учиться. А училище я потом закончу. Она поглядела на меня, улыбнулась нежно, и я понял, что она подбирает сло- ва, чтобы отказать мне и пощадить моё самолюбие. – Я сказала тебе, что ты – хороший, но я не могу сказать, что люблю тебя. Я бы обманула и тебя, и себя. А насчет твоего отъезда отсюда ты зря говоришь. Ты не хочешь своей любви изменить. Я сама себя поставила в стороне от ваших людей. До случая с Профессором все они были, понимаешь, все удивительно внимательны ко мне. Не на словах внимательность, а самая настоящая. Ведь никто, когда я приехала сюда, не спрашивал – не скучно ли мне, но не было ни одной свадьбы, ни одной гостьбы или привального-отвального, куда бы меня не пригласили, совсем чужую незнакомую. Ведь задуматься не дадут: «Чего при- горюнилась! Пошли плясать! Потихоньку научишься! Писать научилась, а пля- сать – дело не хитрое!» Геля рассмеялась. – У тебя – хорошая любовь… А я вот не сумела с вашей деревней ужиться. – Но ведь ты права! Ты должна была составить акт! – Если бы права, совесть не заедала бы… А ты, Валя, брось выдумывать, оста- вайся самим собой. Ты и я – не пара… Она глядела на меня прямо, широко.